Сочинения в двух томах
Шрифт:
Афанасий. Я вчера, слышь, не был мертвым, а днесь жив. Так не достоин ли я ублажения, и твоего сорадования?
Григорий. Такового величанья достоин и буйвол: он тебя здоровее и вчера не был мертвым.
Афанасий. По мне изволь, блажи и его: буйволов- ское блаженство моего не упразднит. Неужели милость божия в одних только наших выгодах ограничилась! «Щедроты его на всех делах его». И я благодарю ему, что доселе жив.
Григорий. Чем ты уверен в жизни твоей?
Афанасий. Разве ты член секты Пирронской [261] ? А мне в доказательство употребить трость сию?
261
Имеются в виду последователи философского учения скептика Пиррона с Элиды (прпбл. 3G5—275 гг. до н. э.), учившего, что вещи непознаваемы, отрицавшего знание, призывавшего к спокойствию и равнодушию. Идеи Пиррона нашли многих последователей, в частности Энесидема (автора трудов «Пирроновские речи» и «Пирроновскпе очерки») и Секста Эмпирика (автора
Григории. Разве тем, что шатко похаживаешь?
Афанасий. То-то видишь мое телишко, слава богу, катится, как тележка. Ай, дядя!..
Григорий. Дядя сестрпнцу своему не советовал ехать в глубокую осень возком, но верхом на свадьбу. Афонька решился ехать возком — сам себе господин и кучер. В поле, среди брода, лошак отпрягся, оставив колеснице гонителя в потопе вод многих…
Афанасий. Ну! Что стал? Веди далее.
Григорий. Не ведется. Афонька с нуждою пеший добрался до брачного дому, исполнив пословицу: «Спешил на обед, да ужина не застал». «Кто спешит — насмешит». Вот тебе твоя тележка!
Афанасий. Молодчик твой был ветрогон.
Григорий. Старик Афонька с женою своею построили себе хатку на льду. В седьмой день с полночи пришел, как вор, дождевой поток и стащил их с храминкою в потоп.
Афанасий. Вот разъехался с баснями! Все твое доказательство на пустых небылицах [262] .
Григорий. Евангелие разве не притчами учит? Забыл ты храмину, дураком основанную на песке? Пусть учит без притчей тот, кто пишет без красок! Знаешь, что скоропись без красок, а живопись пишет красками. Но в обоих, как в мойсейской купине [263] , действует тот же язык огненный, если только мы сами не лишены оного языка: «Начали говорить странными языками». Пускай, например, книжник, сиречь муж ученый, напишет сентенцию сию: «Бес скуки мучит душу».
262
Это замечание одного из собеседников является поводом к обоснованию манеры развития философских идей при помощи образных аналогий и сравнений. — 267.
263
Мойсейская купина. См. прим. 13 к «Симфонии, нареченной книга Асхань…». — 268.
Без сомнения, сердце его отрыгнуло, а трость его написала слово благое. Но чем лучше трость книжника- скорописца от кисти книжника–живописца, если он невидимое скучных мыслей волнование изобразил утопающим человеком? Он с Иеремиею через человека изобразил душу: «Глубоко сердце человеку и человек есть», а с Исаиею, через потоп, изъяснил мучительное сердце обу- ревания — «Взволнуются нечестивые». Таковая приточная [264] речь, ничем не хуже от оной, так сказать, бескрасочной речи, например: «Душа пх в злом таяла». Однако и сия самая пахнет притчею тающего от воздушной теплоты льда. Так, как и cue книги Иовской слово: «Река текущая основание их» — дышет сказкою о построенной храминке на льду.
264
Т. е. речь прнточннка. См. прим. 23 к «Симфонии, нареченной книга Асхань…». — 268.
Афанасий. Как вьюн вьется, трудно схватить.
Григорий. Вот, например, бескрасочное слово — «Все погибнут». Но сколь красно сие ж самое выразил Исайя: «Всяка плоть — сено». Сноп травы есть то пригожий образ всей гибели. Сам Исайя, без фигуры, сказал следующее: «Дать плачущим веселие». Но сколь благообразно и краснописно то же он же: «Вскочит хромой, как олень». «Восстанут мертвые». Труп лежащий есть образ души, в унылую отчаянность поверженный. Тогда она, как стерво, лежит дол в плачевной стуже и скрежете, лишенная животворящего теплоты духа и жизненной проворности. Будто змий, лютым морозом одебелевший там, где Кавказская гора стеною своею застеняет ему спасительный солнечный свет. Сия одебелелость находит тогда, когда в яблоне корень и мозг, называемый сердечко, а во внутренних душевных тайностях тлеет и увядает то, от чего все прочее, как дверь, зависит от петли. Прозрел сию гнездящуюся язву прозревший Иеремия: «В тайне восплачется душа ваша». Сих движущихся мертвецов изобразил Осия змиями: «Полижут прах, как змии, ползущие по земле». А Павел из праха возбуждает, как пьяных: «Восстань, спящий…»
Афанасий. Куда тебя занес дух бурен? Ты заехал в невеселую страну и в царство, где живут «как язвенные, спящие в гробах».
Григорий. А как душевная унылость (можно сказать: ной и гной) образуется поверженным стервом, так сего же болвана оживлением и восстанием на ноги живо- пишется сердечное веселие: «Воскреснут мертвые». Взгляни на встающего перед Петром Енея! [265] Он ходит и скачет, как олень и как товида, сиречь серна или сагайдак: «Встанут сущие во гробах». Знай же, что он сие говорит о веселии, и слушай: «Все земнородные возрадуются». Не забывай, Афанасий, сей сираховской песенки: «Веселие сердца — жизнь человеку».
265
Имеется в виду эпизод об исцелении апостолом Петром жителя Лидды Энея, который восемь лет лежал недвижим (Новый завет. Деяния св. апостолов, гл. 9). — 269,.
Афанасий. Я се каждый
Григорий. Так точно. Их пение есть то вещание веселия. И сие-то значит по–эллински eooqpfeXiov, а затыкающий от сих певцов уши свои нарецался «Ajxoftoi [267] сиречь буйный, безвкусный дурень, по–еврейски Навал, по–римски Fatuus… Противный же сему — Еосро [268] , или Philosophus. А пророк — профитие, сиречь просвещатель, или звался Tzoirr сиречь творец.
266
Сиречь песнями.
267
AJJAJФO; — беспесенный, вкуса не имеющий.
268
–, —вкус имущий.! с·-*—значит вкус.
Афанасий. Ба! Ба! Ты мне божиих пророков поделал пиитами.
Григорий. Я об орлах, а ты о совах. Не напоминай мне обезьян и не удивляйся, что сатана образ и имя светлого ангела на себя крадет. Самое имя (Novutus) что значит? Один только пророческий дух провидит.
Афанасий. Правда, что ьсяк художник творец, и видно, что сие имя закрытое. Одно только мне не мило в пророках: что их речи для меня суть неровные, развращенные, завитые, странные, прямее сказать — крутогористые, околесные, запутанные, необыкновенные, кратко сказать — бабья басня, хлопотный сумасброд, младенческая небыль. Кто может, например, разрешить сие: «И где труп, там соберутся орлы»? Если ж оно простое — кто премудрый не заткнет ноздрей от смрада стерва сего? Фи- вейская уродливая Сфпнга [269] мучила древле египтян, а ныне вешает на страсть души наши иерусалимская красавица Мариам [270] . Вселенная, побуждаемая острпем Иеф- таевых пик [271] , бесится от болезни и, ярясь, вопиет: «Доколь вознесешь души наши?»
269
Сфинкс. — 270.
270
5 Перусалимская красавица Мариам — первая жена царя Ирода Великого. Ирод безумно любил свою красавицу жену, но последняя не могла забыть, что Ирод был убийцей всех ее родных. Два^ жды клеветнически обвинялась она в измене мужу. В первый раз любовь Ирода к Марнам оказалась сильнее ревности. Но во второй — клевета и хитросплетения придворных и матери Мариам заставили Ирода отправить Мариам на эшафот. Ирод воздвиг в Иерусалиме башню в ее честь. — 270.
271
Пеффай Галаадский — библейский полководец, один из судей израильских. Победил аммонитян на подступах к земле Ханаанской. Перед битвой он дал обет: по возвращении принести в жертву богу то, что выйдет первым из ворот дома навстречу ему. Победив аммонитян, возвратился Иеффай домой — навстречу ему вышла его единственная дочь. Библейская легенда рассказывает о том, как ефремляне, жившие по другую сторону Иордана, перешли реку и пошли войной на Иеффая за то, что один он победил аммонитян. Иеффай разбил их и захватил переправу через Иордан, и, если кто из уцелевших ефремлян просил пропустить его через переправу, воины Иеффая спрашивали, не ефремлянин ли он. Тот отвечал: «Нет». Они говорили ему: «Скажи шибболет (колос)», а он говорил: «Сибболет». Тогда они закалывали ого. Отсюда выражение у Сковороды: «иеф- фаевые пики». — 270.
Григорий. Нетопырь вопрошал птенцов: — Для чего вы не любите летать ночью? — А ты для чего не любишь днем? — спросили горлицын и голубев. — Мне мешает причина достаточная, — отвечает темная птица, — мое око не родилось терпеть света. — А наше око — тьмы, — улыбнувшись, сказали чистые птицы [272] .
Афанасий. Замолк? Сказывай далее.
Григорий. Иностранцы вошли в дом Соломонов. Услаждались, взирая на бесчисленные образы бесценного богатства. Слепой из них, ощупывая фигуру золотого льва, уязвил острейшими его зубами сам свою руку. Гости, выйдя из дому, воскликнули: «Сколь возлюбленный дом и горницы твои, сын Давидов! Сам господь сотворил оные». «А я вышел из чертогов уязвленным», — вскричал слепой. «Мы видели, как ты то жезлом, то руками щупал», — сказали зрячие. Осязать и касаться есть язва и смерть, а взирать и понять есть сладость и неизреченное чудо.
272
Сковорода говорит о сюжете, использованном им в басне «Нетопырь н два Птенца». Нетопырь — летучая мышь. — 270.
Афанасий. Опять ты возвратился на своп балясы?
Григорий. Прости мне, друг мой, люблю притчи.
Афанасий. К чему ж ты приточил притчи твои? Ведь притча есть баляс, баснь, пустошь.
Григорий. Слышал ты пророческих речей фигуры? Фигура, образ, притча, баляс есть то же. Но сии балясы суть то же, что зеркало. Весь дом Соломонов, вся Библия наполнена ими.
Афанасий. Если так, напрасно защищаешь красавицу твою Библию, нечего на нее зевать.
Григорий. Для чего ж ты зеваешь в зеркало?