Сочинения в двух томах
Шрифт:
Афанасий. О мучишь меня, паче египетской гадательной оной Льво–Девы! [286] Низвергаешь в центр земли, садишь в преисподнюю ада, связываешь неразрешимыми узами гаданий, а я хоть не Самсон и не решительный оный предревний Эдип [287] , однако доселе нахожусь перед тобою, Якуша, и волен, и не связан, по пословице «Мехом пугаешь».
Яков. Кто дурак, тот п в Иерусалиме глуп, а кто слеп, тому везде ночь. Если ты тень — везде для тебя ад.
286
Льво–Дева — сфинкс. — 278.
287
Эдип был единственным пз людей, разгадавшим загадку Сфинкса, после чего Эдип стал фиванским царем, а Сфипкс бросился со скалы в море. — 278.
Афанасий.
скажу напрямик: из кота — кита, а из нужника создать Сион.
Яков. Как хочешь ругайся и шпыняй, а я с Исаиею: «Как ласточка, так возопию, и как голубь, так поучусь».
Афанасий. Вот нашел громогласную птицу! Разве она твоему пророку лебедем показалась? А твоего голубя курица никак не глупее.
288
«Из мухи делать слона», «Из клоаки делать жертвенник» (лат.). — 278.
Яков. О кожаный мех! «Да выклюет ворон ругающее отца око твое!»
Афанасий. Ты, как сам странными и крутыми дышешь мыслями, так и единомышленники твои, дикие думы, странным отрыгают языком. Сказать притчею: «По губам салат».
Яков. А не то же ли поет и твой пророк Гораций: «Porticibus поп iudiciis utere vulgi» [289] ? По мосту–мосточку с народом ходи, а по разуму его себя не веди.
Болен вкус твой, тем дурен и суд твой. Чувствуй же, что мудрых дум дичина состоит в том, что она отстоит от бродячих по улицам и торжищам дрожжей мирского поверия. И гораздо скорее встретишься на улицах с глинкою, чем с алмазом. Многие ли из людей могут похвалиться: «Знаю человека», когда сам человек жалеет о себе? «Смотрел и не узнавал меня?» Все устремили взор свой на мертвость и ложь. «Взглянут на него, его же прокололи». А на сердце им никогда не всходит оный: «Никто не сокрушится из него, род же его кто исповедает?»
289
«Пользуйся тропами толпы, но не ее мыслями» (лат.). — 279.
Афанасий. Ну, добро, быть так! Но за что ты меня назвал кожаным мехом?
Яков. Ты не только мех, но чучело и идол поля Деирского, поругавшийся божию пророку.
Афанасий. Но прежде выправься, как я мех?
Яков. Видал ли ты деревенскую маску, что зовут кобыла [290] ?
Афанасий. Знаю, в ней ловят тетеревов. Что же?
Яков. Ну! Если бы в таких масках 1 ООО человек на смотр твой пришли и прошли, можно ли сказать, что ты был им инспектор пли обсерватор?
290
Ругами называли землю, отведенную па содержанке духовенства. — 281.
Афанасий. Кто исправно носит кобылу, можно видеть, но, кто он внутри есть и какой человек, почем знать? Ври далее.
Яков. К чему же далее? Уже видишь, что ты не только мех, но чучело и болвап.
Афанасий. Вот тебе на! За какой грех?
Яков. За тот, что ты, всех виденных тобою в жизни человеков, одну только на них кожу видел и плоть, а плоть есть идол, сиречь видимость; видимость же есть то мертвая крыша, закрывающая внутри истинного оного человека: «Положил во тьму тайну свою», «Се сей стоит за стеною нашею», «Посредп вас стоит, его же не знаете», «Слышь, Израиль! Господь бог твой посредп тебя». Видишь, что и человек твой, и ты с ним — кожаный, дряхлый, мертв, прах, тень… «Каков земной, таковы и…»
Афанасий. Вот он куда выехал!
Яков. Собери не только всех виденных, но всего земного, если можешь и лунного шара людей, свяжи в один сноп, закрой им, будто колосы, головы, смотри на подошвы их тысячу лет, надень очки, прибавь прозорливое стекло, зевай, — ничего не увидишь, кроме соломы оной: «Всякая плоть сено». А я, в похвалу твоей прозорливости, воспою: «Мудрого очи его в голове его, очи же безумных на концах земли».
Афанасий. Что ты, взбесился, что ли? Я людям никогда не заглядывал в подошвы, а око мое сидит в голове моей.
Я к. о в. Что ты пень, что ли? Разве свиное око не в голове ее? Чувствуешь ли, что голова есть болван? Сей болван, как начальною частью есть своего болвана, так у пророков значит невидимую во всякой плоти, господствующую в ней, силу ее и начало. А хвост, подошва, пята есть фигура праха, половы, отрубей, дрожжей, п что только есть грубое, подлое и дебелое во всяком творении, как бурда, брага, сыр, грязь и проч. То же бы значило, когда бы Соломон сказал и так: «Очи безумных на хвостах земли». Когда слышишь сие: «Блюсти будешь его пяту», разумей так: будешь обсерватор наружный, из числа тех «Осягнут, как слепые стену»,
Когда слышишь: «Изопьют все грешные земли дрожжи», разумей, что устранившиеся и бродящие по окольным околицам и наружным городским ругам [291] шатающиеся но концам и хвостам с евангельским бесиым по пустым местам, по распутпям вне селений и гробовищам имущие скотское, и женское оное рассуждение: «Души мужей, женам подобных, взалчут». Все спи, ей, не вкусят сладчайшей оной сына царева вечери: «Не должен пить… Пока пью новое вино в царствии небесном». Все сии со- домляне толпятся под вечер в дом Лотов к ангелам, но не входят, а только извне обходят по лужам, окружающим стены города: алчны и жадны, труждающиеся и обреме- ненны. Главная причина сему есть подлая и прегрубая, тяжелее олова, а грубее сыра тяжесть сердца пх. Погрязают сыновья спп тяжкосердые, как олово. «Голова окружения их, труд умен их». «Прокисло, как молоко, сердце их. О Исапя!» «Узнай, как пепел, сердце их, и прельщаются». «Зачем любите суету и ищите ложь?» «Вкусите и увидите», «Как удивпл господь преподобного своего», «Возведите очи ваши…»
291
Без раскрытия содержания символики Сковороды нельзя понять смысл его учения. Мир символов, по его мнению, должен помочь человеку познать себя и найти истинное счастье. — 281.
Что ж ты, друг мой, думаешь? Ты все, как слепой содомлянпн, одно осязаешь. Всяка тлень есть то одно. Очувствуйся. Мертв ты. Привязался ты к твоему трупу, ни о чем сверх него не помышляя.
Одно, а не двое в себе видишь и, к сему прилепляясь, исполняешь пословицу: «Глуп, кто двоих насчитать не знает». Глядишь в зеркало, не думая про себя. Взираешь на тень, не помня яблони самой, смотришь на след, а не вздумаешь про льва, куда сей след ведет. Зеваешь на радугу, а не памятуешь о солнце, образуемом красками ее. Сие значпт: одно пустое в себе впдеть, а посему и не разуметь, и не знать себя, самого себя. Разуметь же — значпт сверх впдного предмета провидеть умом нечто пе- впдное, обетованное впдным: «Поклонитесь, и увидите…» Сие-то есть хранить, наблюдать, примечать, сиречь при известном понять безвестное, а с предстоящего, будто с высокой горы, умный луч, как праволучную стрелу в цель, метать в отдаленную тайность. Отсюда родилось слово символ [292] . Вот что значит взойтп на Спон, на соло- моновскую вооруженную башню, стоять на страже с Аввакумом п быть обсерватором. Так-то блистает, как солнце, и как праволучные стрелы молнппны, ум праведных, пмущпх души своп в руке божией, и не прикоснется к ним мука. Онп, как искры по стеблпю, через всю углями их опустошаемую тлень текут, взлетают п возносятся к вечному, как стрелы сильного изощренны, вооружившие столп Давидов, в колчане тела тленного сокровенные. Сии божественные сердца и души, воскрылпвшись по- сребренными оными, Ноевой голубицы, крыльями: «Крылья ее —крылья огня», и вверх в чертог вечности устремляясь орлим [293] .
292
В автографе дальше имеется не связанная с текстом диалога греческая заппсь: иЬ; яро; tov Ь>Л)лул tov -eol г: Лп ЛЬул^— «Материал для диалога о счастье». — 252.
293
==========================================
Афанасий. Ей!..
БЕСЕДА 2–Я. Нареченная Observatorium specula [294] по–еврейски — Сион
Афанасий. Скажи мне, Григорий, для чего эллины назвали блаженство su&xiucma [295] , сиречь благоразумие, а блаженного Јi>5atjia)v?
294
Observatorium specula — дозорная башня, городская стена, место созерцания мира. — 283.
295
Счастье, довольство (греч.). Одно пз основных понятий эвдемонизма — направления в античной этике, представители которого считали источником морали стремление человека к счастью. Фпло- софско–этическое учение Сковороды является творческим развитием идей эвдемонизма применительно к условиям исторической жизни Украины XVIII в. — 283.