Сочинения в двух томах
Шрифт:
Афанасий. Нет, брат, постой! Высоко не долетишь. Дабы возмочь обонять благоухание нетленного оного человека, нужно нажить оный нос: «Нос твой, как столп Ливанский». Сим-то носом обоняет Исаак ризы сына своего Иакова. Потеряли было сей нос п зато услышали вот что: «О несмышленные галаты!» «И косные сердцем…» Остервеневшую луну и земного человека каждое око видит. «Безумный, как луна изменяется». До небесного оного человека: «И поднимется от земли жизнь его, как первородное луны; не узрит, разве пребыстрое чувство». «Тебе подобает расти, мне же…» «Пребудет с солнцем и прежде луны». Все те были безносые, которых вопрошает Павел: «Приняли ли духа святого?» Мы-де и не знаем, есть ли и что он значит? Хотя царедворец, однак, без носа был тогда и евнух тот, что спрашивал Филиппа: «Скажи, о каком человеке столь великолепно говорит Исапя?» Не без толку у евреев не ставили в священники безносых и кратконосых. Лишенный чувства, обоняющего Хрнстово благовоние, и не могущий похвалиться: «Знаю человека», как может показаться другим невеждам: «Се ягненок божий». Соломоновская невеста кроме похваляемого братом носа имеет голубины очи. Сими благородными чувствами не
Яков. Носатых носатый хвалит. Ангел божий, схвативший вверх за волосы Аввакума и Филиппа, может и друга нашего Лонгина поднять в горнее. Неужели думаешь, что он лыс? Думаешь так, а оно не так. Дух веры не прозорливая ли есть премудрость? Не она ли есть блаженная седина и волосы оные: «Волос головы вашей не погибнет». Не он ли восхищает и хор мироносиц? Благоуханное миро божьей веры в сердце их, достаточный для благовестника повод, чтобы схватить и поднять их из ползания в горнее. Вера зрит неосязаемого человека, и он не смотрит на тлень, кроме веры: «Господи, очи твои зрят на веру». Сей благовестил сына и пречистой Марии, сей и Захарии, но при Фимиаме же веры, сей же обещает родителям израильского избавителя Самсона. Но и здесь действует не гибнущий волос веры: «Железо не взойдет на голову его». Сип же волосы и нетленные веры лучи украшали и озаряли и Моисееву голову, восхитили Еноха и всех оных с Павлом: «Поднял вас, как на крыльях орлиных, и привел вас к себе». Воплощенный ангел Павел хвалится, что и ему волосы головы помазал бог духом своим так, как и Исапи: «Помазавший нас бог…» «Дух господен на мне…» А как верует, так и благовестит ползущим: «Встань, спящий…» Так, как Исайя некоему горестному книжнику: «Что ты здесь, и что тебе здесь?..» То же, что евангельский ангел: «Что ищете, нет здесь…» «Там его узрите, о косные сердцем!» И восхищает их в горнее галилейское, где «видевшие его, поклонилися ему…» «И тот невидим был им». Тогда прямо увидели, когда стал невпден и не осязаем так, как когда исчез из глаз телесный друга моего болван, тогда осталось в моем сердце сердце его, как магнитный дух в стальном кольце: «Крепка, как смерть, любовь…» «Крылья ее — крылья огня». А когда плотская любовь столь сильно веет и гонит к смертностным вожделениям, то равно и дух божией любви жесток, как буря, шумен, как от вина, угли. ем огненным и пламенем варит, как ад, жжет сердце, воскрыляет и устремляет в горнее: «Жестока, как ад, ревность». II так мило мне, когда признался Лонгпн, что рушит сердце жало ревности божией и утробу ему так, как Луке и Клеопе. Признаться ли вам, что и мою утробу трогает тот же пламень? Часто он угашается плотским жаром. Но кто прямо вкусил красоты горнего человека, сил любви ни вода многая угасить, ни реки потопить не могут: «Ни настоящая, ни грядущая…» «Ополчится ангел господен…» Простудит Вавилонскую печь и избавит их. «Исчезнет сердце мое и плоть моя…»
Григорий. Се уже слышали мы — о двоих началах, о двойном роде ангелов и людей, о двоепутии человеческой жизни. Впрочем, ныне сами доумевайте, что от сих же источников рождается двойной вкус в Бпблнп: добрый и лукавый, спасительный и погибельный, ложный и истинный, мудрый и безумный…
Яков. Нет легче доуметь, как в сем. Змий из той же коровы сосет молоко и преображает в яд, а человек слушает притчи: «Взбивай молоко — и будет масло». Душевному человеку Лотово пьянство, Давидово и Соломоново женолюбие — смрад, яд и смерть, а духовному — благовоние, еда, нища и жизнь. Вера горняя возьмет змия и не язвится, в печи не опаляется, в море не погрязает, яд и смерть ест и пьет, и оттого здоровая, вот «знамения верующим!». Библия есть не только корова, но и ад, и змий, и лютый поглощающий лев. Но в жестокости сего льва находят с Самсоном сот сладости те: «Десница твоя примет меня…» Сей дракон для таких целительный, и дерево сладчайших райских плодов, но не тем «полижут прах, как змии, ползущие по земле». «Тот сотрет твою главу», чудо израильское! Где вера находит сладчайшую, паче меда п сота, пищу, там тяжкосердную душу кусают песии мухи и шершни: «Пошлю на них шершней…»
Афанасий. Берегись, Яков, ты уже сделал Библию древним чудовищем, мучившим древле египтян. Имя ее — Сфинкс, девичья голова, туловище львиное…
Яков. Не обынуясь, друг мой, сказываю, что она-то есть лев, обходящий Вселенную, рычащий и терзающий, напавший на бедного читателя с левой стороны. Пропал он в адских ее челюстях. Ты же, о Израиль, не бойся Ияков! «Встретит его, как мать», укроет его от зноя, успокоит в матерном лоне, ухлебит хлебом и напоит водою. «Вода глубока — совет в сердце мужа». «Пьющий от воды сей, не вжаждется вовеки».
Афанасий. Так не она ж ли есть и блудница оная у Соломона, за которой следом волочатся буйные молодчики? Она горчайшая ада. Бегут-де, «как олень, стрелою уязвленный в ятра». «Не знающий, что на душу свою течет». Куда опа заводит их? О лютый язык eel «Зубы его, зубы львовы, убивающие душу…»
Яков. О друг мой! Отгадал ты. Се та блудница. «Слова потопные, язык льстив сей блудницы». Она наводит всемирный потоп. Но вера с Ноем из негниющего зиждет себе безопасную храмину. Она по–римски — area, то же, что по–эллински — аруtj. Сие есть имя божие. «Покроет тебя божие начало». От сей блуднпцы спас ангел обручника: «Иосиф, не бойся». Немного не попал, мимо Рахиль, на прелоокую Лию [304] .
304
См. прим. 13 к «Беседе 1–й…». — 291.
Ермолай. Не отгадаю ли и я? Не Библия ли есть оные смертоносные источники, преображаемые Елисеем в спасительные, когда их осолил солью пророк? Засорили их фплистпны.
Яков. Ты в самый центр попал. Очищает их Исаак, осоляет Елисей, освящает, погружая в них Христа, Предтеча, а сам Христос претворяет
Л о н г и н. Дух гадания тронул п меня. Не она ли есть оный, что в Данииле, семиглавый змий, жен и младенцев погубляющий? «Змий сей, которого создал ты». Хоть он кит, хоть дракон, есть то Библия.
Яков. Не излился ли на вас, други мои, дух оный от вышнего? «Изолью от духа моего». «Старцы ваши сны узрят…» Кто силен сие разрешить, если не будет бог с ним? Дух веры все испытывает и все открывает. Сему змию в челюсти вместо соли ввергает Даниил гемолку, пилюлю или котишок. Тогда сего аспида малое отороча повести может.
Е р м о л а й. Любезный мой котишок, что значит сей шарик? Или вопрошу тебя по–еврейски: манна — что сие?
Яков. Он слеплен из смирны, из древесной шерсти и из тука. Пошел прямо в брюхо змиино.
Е р м о л а й. Говори, друг мой, поскорее, не мучь меня. «Доколе возьмешь душу нашу?»
Яков. Фу! Разве не знаешь, кто был в чреве кп- товом?
Е р м о л а й. Ах! Ты теперь пуще омрачил меня.
Яков. Веровал, тем же заговорил. Сей шарик есть присносущный центр пресвятой вечности. В храмах бо- жиих изображается так:
В центре треугольника око.
1. Альфа — всякую тварь предваряет.
2. (о — мега, после всей твари остается.
3. Вита есть рождающаяся и исчезающая середина, но по началу и концу вечная. Сия троица есть единица. [305] [306]
«Трисолнечное единство», «недремлющее око…»
Е р м о л а й. Не знаю, что-то Афанасий все улыбается.
Афанасий. Треугольник твой, Якуша, пахнет Пифагором [307] . Опасно, чтоб ты не накадил и духом Платоновским [308] , а мы ищем Христова духа.
305
TptY^XiOg Movsrg хз1 OOaig.
306
1 «Трисолнечное единство и естество» (греч.). — 292.
307
Теория числа Пифагора и числовая символика греческого философа долго приковывали внимание Сковороды. Идеи Пифагора своеобразно переплетались у пего с представлением о триединстве невидимой натуры. — 292.
308
Дух Платона Сковорода считает не противоречащим истине. Как и идеи Пифагора, мысли Платона он интерпретирует в соответствии с собственным пониманием истины. — 292.
JI о н г и н. И мне кажется, будто запахли платоновские идеи.
Яков. Пифагорствую или платонствую — нет нужды, только бы не идолопоклонствовал. И Павел п Аполлос суть ничто с Авраамом. «Ибо никто не благ…»
Григорий. Дайте покой! Пожалуйста, не трогайте его. Он слово благое извлек от верующего сердца. С верою грязь есть у бога дражайшая чистого золота. Не на лица глядя судите. Вспомните вдовин пенязь [309] . Не заключайте боговеденпя в тесноте палестинской. Доходят к богу и волхвы, сиречь философы. Единый бог иудеев и язычников, единая и премудрость. Не весь Израиль мудр. Не все и язычники тьма. Познал господь сущих его. Собирает со всех четырех ветров. Всяк для него есть Авраамом, только бы сердцем обладал дух божией веры: без коей и Авраам не мог оправдаться, и никто иной. Единый дух веры оправдает и племя, и страну, и время, и пол, и чин, и возраст, и разум. Иноплеменник Наеман исцелился в Иордане, где тщетно омывался необрезанный сердцем Израиль. Куда глупое самолюбие! Кланяетесь в храмах треугольнику, изображенному не разумеющим оного живописцем, а сей же образ, у любомудрцев толком божества озаренный, ругаете. Не сие ли есть: «Кланяетесь тому, чего не знаете?» Не разжевав хлеба сего Христова, как можете претворить и пресуществовать в животворящий сок? Не сие ли есть суд себе желать и смерть, дабы исполнилось писание: «Идя, удавился?» Взгляните, слепцы, на божие хлебы, называемые просфора, сиречь приношение. Не видите ли, что на одном из семи, на верху его ложе треугольника, вырезанного копием свя- щенничьим, раздробляемого и влагаемого в уста причастникам? Священник не пророк ли есть? А пророк — не любомудрый ли, и прозорливый муж, ни министр ли и апостол божий из тех числа: «Безвестную и тайную премудрость твою явил мне ты». «Научу беззаконных путям твоим». Не хлеб сей есть, но хлеб преосуществлен- ный, он есть дух божий, тайна троицы, и не вино стихийное, не вино физическое, но вино новое нетления, вино Христовой премудрости, веселящей сердца верных. Сего премудрости духа, в хлеб сей и в вино если не вдунуть, что осталось вкусить? Разве смерть: «Смерть спасет их». «Близко ты, господи, у стен их, далече же от сердец их». Сего же ради пророк Даниил влагает в челюсть зми- иную таинственный хлебец.
309
Вдовин пенязь — вдовьина лепта. В Евангелии от Марка (гл. 12) рассказывается, как однажды Иисус, сидя против сокровищницы, смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Одна бедная вдова положила две лепты (полушки). Иисус сказал своим ученикам: женщина эта положила больше всех, пбо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела. — 293.