Социализм. «Золотой век» теории
Шрифт:
Пределом роста империализма стал раздел мира, после чего глобальное межимпериалистическое столкновение стало вопросом времени. Этот грядущий конфликт империалистических интересов, на который возлагал надежды Бакунин, стал теперь упованием левых социал-демократов. Империализм ведет к одновременному росту прочности конструкций Системы и к накоплению ее противоречий. Итог такому процессу может быть один – взрыв. Но сумеет ли он разрушить систему, и что получится в результате?
Если капитализм устоит, справится с внутренними противоречиями (хотя бы на время), образуется мировой трест, он же – мировое государство. Писатель Д. Лондон выпускает антиутопию «Железная пята». Каутский характеризует эту угрозу с
1091
Бухарин Н.И. Проблемы теории и практики социализма. М., 1989. С.53.
Ленин и Люксембург ожидают, что империализм рухнет раньше, чем дойдет до предела своих возможностей – слишком остры противоречия. Начало Мировой войны воспринималось как доказательство тому. Для левых принципиально важно, чтобы энергия этого взрыва не была поглощена межнациональным кровопусканием и связанной с ним шовинистической консолидацией наций. Спасти мировую систему капитализма в момент военного кризиса может только раскол рабочего класса и социалистического движения по национальным границам. Отсюда тесная связь борьбы за революцию с борьбой против войны.
Трагедия социал-демократии заключалась в том, что она не смогла стать действенной альтернативой шовинизму. Империалистический мир раскалывался, Интернационал по идее должен был в этой решающей ситуации стать силой, противостоящей безумию войны. Он должен был действовать как целое перед лицом враждующих империалистических блоков.
Но провозгласившие интернациональные лозунги социал-демократы по мере их интеграции в национальные социально-политические системы были настроены все более националистически.
Даже один из обличителей шовинизма Жан Жорес сам выступал против ввоза иностранных рабочих во Францию. Это нарушает права национального рабочего класса. Интересы нации Жорес ставит выше международной классовой солидарности. Он выступает с «идеей отечества, по которой оно организовано вне разделений, вне частных интересов» [1092] . По мнению Жореса, каков бы ни был классовый антагонизм, он не может «покушаться на саму идею отечества, на единство отечества в том виде, как оно установлено» [1093] . Именно так рассуждал Муссолини, когда после Первой мировой войны решил порвать с Социалистической партией и основать фашистское движение, сплачивающее нацию и подавляющее социальные конфликты.
1092
Жорес Ж. Аграрный социализм. Социализм и крестьянство. Одесса, 1905. С.24.
1093
Там же. С.25.
Сам Жорес не пошел по этому пути. Выступая за консолидацию нации на основе социалистической централизации, он отрицал подавление
Но национализм и пацифизм продолжают тянуть Жореса в разные стороны, и своими колебаниями он символизирует колебания всего Второго интернационала по вопросу о войне. Жорес – обличитель шовинизма. Тот же Жорес воспевает систему империалистических блоков: «Мы можем надеяться на устойчивость этого режима мира, поскольку Европа ныне организована в две системы союзов, которые, не сталкиваясь, уравновешивают друг друга и сдерживают содержащиеся в них возможные влечения к скрытому шовинизму или обычно возрождающиеся опасные национальные претензии. Эти две великие системы союзов постепенно развиваются в духе укрепления мира, они сближаются, и начинает появляться первая организация Европы, подготавливающая более широкий союз, европейский союз труда и мира» [1094] .
1094
Цит. по: Молчанов Н. Жан Жорес. М., 1986. С.282.
В действительности складывание коалиций было прямой дорогой к мировой войне, и никакого единения между блоками достигнуто быть не могло. Национальная консолидация середины XIX века, вызванная формированием индустриальных отношений с их нуждой в стандартизации культуры хотя бы на национальной уровне, к концу XIX века трансформировалась в глобальную борьбу за то, какая группа наций будет определять мировые стандарты. Индустриализм перерос национальные рамки географически, но он становился все более этатизированным (что соответствовало и тенденции социального государства), причем не только в регулировании социальных отношений, но и в расчистке пространства для хозяйствования. Выход, найденный в разделе мира на колониальные резервации и сферы влияния, оказался недолговечным. Транснациональным корпорациям, связанным с различными национальными государствами, было тесно на своей части мира. Для органического сближения между блоками должно было быть достигнуто сближение коммерческих интересов враждующих корпораций. А это могло быть результатом поглощения одних корпораций другими, что невозможно без смертельной борьбы. Растущие индустриальные национальные организмы готовились к решающей схватке за мировое господство, за право небольшой группы государств определить стандарты нового мирового порядка. Альтернативой этому столкновению могла быть лишь смена социальной системы – как в ее монополистической, так и в ее национал-этатистской составляющей.
Национал-шовинизм западной социал-демократии, заметный на местном уровне в 90-е гг., камуфлировался на конгрессах Интернационала, где живо обсуждались пути предотвращения войны. Но осуждение войны – это одно, а принятие мер ее предотвращения – другое.
Анархисты и близкий им по взглядам Д. Ньювейнгуйс выдвинули идею всеобщей стачки в случае начала войны. Идея эта вытекала из синдикалистской стратегии революции путем всеобщей стачки, и потому социал-демократы отнеслись к ней отрицательно.
На Цюрихском конгрессе 1893 г. Плеханов остроумно показал, что всеобщая стачка обезоружит прежде всего народы с развитым рабочим движением. Немцы, как более развитый народ, будут разгромлены российским деспотизмом, а этого нельзя допустить. Поскольку французы и немцы считали более культурной каждый свою нацию, Плеханов дал им замечательный аргумент, чтобы в случае войны сплотиться именно вокруг своего правительства.
В качестве компромисса, чтобы резолюции о мире не выглядели совсем голословными, решили всегда голосовать против военных бюджетов. Но логика Плеханова позволяла отказаться и от этой меры.