Соддит

Робертс Адам

* * *

Когда он пришел в себя, его окружала темнота. Было очень темно — темнее темного. Вообразите себе самую темную темень, какую только можете представить. Так вот эта тьма, в которой находился Бинго, была еще темнее. Теперь вы поняли ее насыщенность? Все верно — она превосходила любой вообразимый мрак. И когда юный соддит пополз по-пластунски в этом мраке, он тут же уперся макушкой в стену. Бинго попытался встать на ноги, но в непроницаемой тьме верх перепутался с низом, и его усилия закончились еще одним падением. Поэтому в конце концов ему пришлось продолжить путь на четвереньках.

Затем случилось кое-что — событие настолько грандиозного значения, что оно навсегда изменило его жизнь (как, впрочем, и жизни всех других обитателей Верхнего Средиземья). Позже ничего подобного уже ни с кем не приключалось.

То был самый важный миг в жизни Бинго, хотя он этого еще не понимал. Возможно, его неведение объяснялось тем, что о значении такого события нигде не говорилось — тем более, в данной книге (до сих пор, естественно), но я бы не хотел, чтобы вы пропустили этот ключевой момент. Он очень важен. Понимаете? Пока я не могу сказать вам, чем он важен — время откровений еще не пришло. Фактически, его глобальный смысл может остаться неочевидным до самого конца книги. Но, прошу вас, поверьте мне на слово.

Это радикально важное событие можно описать одной фразой: Бинго наткнулся на Штучку [21] . То был маленький предмет, лежавший на земле в затерянном проходе лабиринта. Не придав ему особого значения, соддит сунул вещь в карман и снова пополз через непроглядную темень (хотя, как я уже упоминал, он просто не осознавал огромную ценность находки [22] ).

Чуть позже он услышал голос, который вяло произнес:

— Привет.

Осмотревшись по сторонам, Бинго понял, что приполз в пещеру, тускло освещенную фосфоресцирующим лишайником, который рос на каменном своде. Соддит поднялся на ноги. В конце пещеры находился водоем, а в центре водоема располагался остров, на котором жил индивид, называемый Соллумом. Соллум был печальным и одиноким существом. Он давно растерял ту стадную игривость, по воле которой люди симпатизируют своим сородичам. Более того, он потерял способность проявлять притворный интерес к глупостям и повторам человеческого поведения. Его интересовали философия, метафизика, онтология и психология (особенно шизофренические состояния). Он месяцами уединялся от социума, пока в конце концов не ушел в глубокие недра горы, чтобы жить в пещере у холодного пруда, питаться сырой рыбой и забредавшими путниками — то есть вести существование, схожее с жизнью наших академиков и университетских преподавателей. Заметив, что кто-то забрел в его удаленный проход, Соллум побрел по мелководью навстречу посетителю.

21

Штучка, найденная Бинго, впоследствии была зарегистрирована под торговой маркой и, следовательно, не может быть упомянута под своим реальным названием без разрешения владельца.

22

Пока это все. На данном этапе я не могу сказать вам большего. Но, поверьте мне, вы только что ознакомились с важнейшим моментом в развитии сюжета.

— Привет, — ответил Бинго.

Соллум печально вздохнул. Вздох начался как шипение и закончился рефлекторным сжатием мягкого нёба, которое оборвало звук гортанным влажным причмокиванием. Не знаю, поверители вы, но из-за этих вздохов он и заслужил свое прозвище — настолько они были приметными в его заурядной внешности [23] .

Бинго осмотрел поверхность водоема и каменные стены пещеры. Затем он перевел взгляд на Соллума — на его шишковатую лысую голову, большие задумчивые глаза и меланхолическую дугу поджатых губ.

23

На самом деле Соллума звали Чайкой, хотя он не слышал эту фамилию уже много лет. Теперь, когда он вспоминал о днях своей молодости, его ум наполнялся насмешками и обидными репликами соседей и родственников, презрительно издевавшихся над ним и всей мировой философией. Они как бы кричали ему вслед: «Эй, Чайка по имени Джонатын Ливингжетович! Мы изгоняем тебя из нашей общины насмешками и предвзятым отношением, потому что предпочитаем не замечать твоей великой мудрости! Просто нам нравится получать удовольствие от тупости нашего никчемного существования! Вот так-то, дядя!» Подобные речи не оставляли Соллуму иного выбора, и он ушел в глубокое подполье.

—

Как поживаете? — вспомнив о хороших манерах, спросил соддит. — Прошу прощения, но я, кажется, сбился с пути.

— Действительно, — ответил Соллум, окрасив слово в трагические полутона.

— Я Бинго Граббинс, чтоб вы знали. Соддит.

— Угу, — траурным голосом отозвался Соллум.

Про себя он подумал, что приходится дальней родней наивным малоросликам. У него даже имелись двоюродные братья и сестры, состоявшие в браке с соддитами. Воспоминания о них лишь усилили его депрессию. Ситуация принимала нежелательный оборот. Он семь лет изучал солипсическую философию, довольствуясь компанией приблудных гоблиндюков, которые затем превращались в жаркое на его обеденном столе. Ничто так не способствовало познанию истинного солипсизма, как абсолютное уединение. И вот теперь ему вдруг помешали.

— Как вас зовут? — спросил Бинго.

— Соллум.

— Чудесное имя. Скажите, вы поможете мне выбраться отсюда?

Соллум печально вздохнул.

— Вам требуется помощь? — спросил он после некоторой паузы.

— Да. Я сбился с пути. И еще ударился головой о камни.

— Значит, она уже отбитая, — тихо прошептал Соллум.

Затем, будто читая стихи, он чуть слышно добавил:

— Эта аппетитная голова, отваренная в добром вине, отборным лакомством послужит мне.

Он снова вздохнул.

Бинго не придал его словам особого значения, но почувствовал неприятное и более чем легкое беспокойство.

— Так вы поможете мне или нет? — спросил он нервозным голосом.

— Давайте, выразим вопрос иначе, — с явной неохотой ответил Соллум. — Существует ли в космосе просьбы о помощи, высказанные безусловно — так сказать, в свободном волеизъявлении? Или все существа ограничены доктриной обязательных и предначертанных причин и следствий?

— Вполне возможно, — подумав, сказал Бинго.

— С другой стороны, если вы заявите директивное право — то есть победите меня в том или ином контексте — то тогда мое согласие будет получено с помощью силы, и мне придется подчиниться...

Он замолчал. Бинго ждал более конкретных условий.

— Загадки вас устроят? — предложил ему Соллум.

— Да, — ответил соддит.

— Очень хорошо. Тогда мы будем задавать друг другу загадки.

Лицо Соллума казалось неподвижной маской печали и надменности. Он как будто осматривал с огромной высоты смехотворно маленькую жизнь Бинго и находил в ней только повод для разочарования.

— Отлично, — согласился соддит. — Вы спрашиваете первым.

— Ладно. Я начинаю.

Соллум шумно сглотнул, издав при этом звук, похожий на шлепок резинового мяча об упругий матрац.

— Затем будет ваша очередь. Договорились? Тот, кто не сможет ответить на загадку, проигрывает спор.

— Хорошо, — сев на пол и скрестив ноги, ответил Бинго.

Соллум хитро прищурился и спросил:

— Если мы признаем, что онтологическая необходимость не считается важной для Бытия, то можете ли вы привести пример такой основы эпистемологической функции, которая выходила бы за рамки априорного предположения как недоказуемая экзистенциальная предпосылка?

В пещере воцарилась тишина. На дальней стороне пруда плеснула рыба. Создав рябь на поверхности воды, она произвела булькающий звук [24] и снова ушла на глубину. Бинго сделал глубокий вдох и медленно выдохнул воздух из легких.

— Значит, вы хотите получить ответ? — спросил соддит.

— Да, — сказал Соллум.

— Ответ на вашу загадку?

— Верно.

— На ту загадку, которую вы только что задали мне?

— Да.

— Хорошо. Я скажу вам ответ. Ответом является...

24

Именно по этой причине подруги называли ее Булькой. На самом деле она относилась к семейству костных сельдеобразных рыб, но все обращались к ней как к Бульке, потому что так было легче произносить. В формальных случаях ее называли «костлявой селедкой», но в основном просто Булькой. Мне кажется, я немного отклонился от темы. Эта рыба не важна для нашей истории. Фактически, она вообще здесь появилась случайно, и вы больше никогда ее не встретите. Так что перестаньте читать эту сноску и вернитесь к основному тексту. Делайте, что я говорю! Не нужно спорить со мной! Или можете отправляться на свой диван, а я перестану писать для вас книгу.