Содержанка никуда не денется
Шрифт:
– Почему? – спросил я.
– Ну, – ухмыльнулся он, – дело лучше бы выглядело.
– Какое дело?
– Твое.
– Я и не знал, что такое имеется.
– Пока не имеется, только чтобы его завести, нам всего-навсего требуется еще чуточку доказательств.
– Ясно, – подытожил я. – Инспектору пришлось бы по нраву, если бы я пустился в бега. Так?
– Ну, если бы ты пустился в бега, – разъяснил полисмен, – это было бы, безусловно, достаточным основанием для задержания по подозрению в убийстве. В нашем штате побег считается свидетельством вины,
– Что ж, – сказал я, – чрезвычайно любезно с вашей стороны проинформировать меня об этом.
– О, это входит в мои инструкции, – жизнерадостно сообщил полисмен. – Мы хотим иметь полную гарантию, что никаких вопросов насчет побега не будет, если ты все-таки смоешься. А теперь, понимаешь ли, я точно знаю, что поставил тебя в известность.
– Большое спасибо, – поблагодарил я.
– Дверь остается незапертой, – продолжал он. – Можешь закрыть ее изнутри на засов, если нервничаешь, а пожарный выход в другом конце коридора.
– А через парадное нельзя выйти?
– Оно под охраной, – повторил он.
– Что же, рад ознакомиться со всеми правилами, – объявил я. – Теперь мне, по крайней мере, известны размеры ловушки.
– Ловушки? – переспросил полисмен.
– Вот именно, – подтвердил я. – Инспектор Хобарт пожертвовал бы глазным зубом, чтобы подтолкнуть меня к пожарной лестнице и заставить пуститься в бега. Ему это очень понравилось бы.
– Может быть, – бросил полисмен и вышел.
Я позвонил в бюро обслуживания, заказал двойной коктейль «Манхэттен», филе «Миньон», бифштекс с кровью, жареную картошку, кофе и яблочный пирог.
Мне пообещали прислать наверх все, кроме коктейля. Спиртное приказано было не доставлять.
Я включил телевизор, посмотрел последние двадцать минут детективной программы. Потом пошли новости и прогноз погоды. После этого принесли еду. Я расправился с ней, позвонил официанту, чтобы забрали посуду, и проглядел газеты.
В них содержалось немножечко всякой всячины об убийстве в отеле в центре города – так, обычная чушь: полиция движется «по горячим следам» и надеется задержать подозреваемого «в течение следующих сорока восьми часов».
Привычный шаблон – репортеры должны писать статьи, полиция должна заверять налогоплательщиков, что находится на своем месте.
Уже давно стемнело, когда я услышал нерешительное постукивание в дверь.
Прошагал через комнату и отворил дверь. На пороге стояла Хейзл Даунер.
– Дональд! – вскричала она.
– А кто бы вы думали? Мир тесен. Входите, устраивайтесь поудобней. Как вы меня отыскали?
– Я следила за вами.
– Каким образом?
– Мы выяснили, что вас задержала полиция. Мой адвокат, Мэдисон Эшби, позвонил из Лос-Анджелеса и сказал, что собирается применить «Хабеас Корпус», если вас не отпустят. Они ему пообещали вас выпустить в течение часа и доставить в отель.
– И что потом?
– Я поддерживала с ним связь отсюда, из Сан-Франциско. Он мне дозвонился и все рассказал, я пошла и расположилась перед управлением. Когда полисмен в штатском
– А потом?
– Не стала рисковать, выждала пару часов, после чего отвела на стоянку машину, взяла такси, погрузила кое-какой багаж, явилась сюда, набралась храбрости, прошмыгнула мимо полисменов в штатском, которые дежурят на лестнице, зарегистрировалась и получила номер.
– Зарегистрировались под своим именем?
– Нет, конечно.
– Есть вероятность, что вас могли узнать?
– Не думаю. Им неизвестно, что я здесь.
– Ну да, – хмыкнул я, – много вы знаете! Ладно, стало быть, вы тут, в отеле.
– Вот именно.
– Что ж, безоговорочно рад вас видеть. А то уж боялся, как бы не пришлось провести вечер в одиночестве.
– Что мы теперь будем делать, Дональд?
– Чем бы вы пожелали заняться? – полюбопытствовал я.
– Мне хотелось бы выяснить, что случилось с деньгами Стэндли… с моими деньгами.
– А как по-вашему, что с ними случилось?
– По-моему, они у Ивлин Эллис, только все как-то стало ужасно запутываться.
Я схватил листок бумаги и написал: «Номер прослушивается. Подыгрывайте мне».
Показал ей листок, она гортанно расхохоталась и проговорила:
– Хорошо, Дональд, в конце концов, вы проделали для меня немалую и нелегкую работу, и, на мой взгляд, неплохо бы нам как-нибудь поразвлечься.
– Ладно, – согласился я, – давайте присядем, и я посмотрю, нельзя ли раздобыть выпивку… О, черт! Раздобыть выпивку невозможно. Спиртным меня снабжать не желают.
– Почему? Неужели вас принимают за мелкую сошку?
– В некотором роде, – пояснил я, – меня держат под охраной полиции.
– В чем дело, Дональд? – изумилась она.
– Дайте подумать, – попросил я. – Мне надо во всем разобраться как следует. Посидите-ка тут. Я должен попудрить нос. Сейчас вернусь.
Она опустилась на диван. Я приложил к губам палец и сел рядом. Выхватил блокнот и нацарапал: «Подыгрывайте. Плетите любую дичь, что угодно, но ничего такого, о чем, на ваш взгляд, не должна знать полиция. Возможно, они засадили в номер три разных „жучка“. Я буду излагать факты, отвечайте с осторожностью. Конкретных вопросов не задавайте, я, может быть, не смогу на них отвечать».
Хейзл прочла, я разорвал записку, прокрался на цыпочках в ванную, спустил клочки в унитаз, с шумом повернул дверную ручку, протопал назад и сказал:
– Ну, я действительно рад вас видеть. Приготовился к одинокому вечеру, то есть предчувствовал, что проведу его в одиночестве. И не испытывал ни малейшего энтузиазма по этому поводу.
– Не могли бы вы мне рассказать обо всем происшедшем, Дональд?
– Разумеется, – откликнулся я. – Обо всем я рассказывать не собираюсь, хочу кое-что придержать про себя, но в целом произошло следующее. Я приехал сюда оглядеться и попробовать отыскать вашу исчезнувшую любовь, но, естественно, к тому времени, как реально вступил в игру, с ним покончили, и я принялся шуровать вокруг, стараясь выяснить что-нибудь насчет убийства.