Содержанка никуда не денется
Шрифт:
Впрочем, убийство меня занимает не слишком, поскольку я знаю, что вас интересуют пятьдесят тысяч. Скажите, Хейзл, вы очень любили Стэндли?
– Конечно, я очень его любила, – подтвердила она. А через какое-то время добавила: – Я многих любила. Когда у кого-то имеется пятьдесят тысяч, его легко полюбить.
– Вы уверены, что они у него имелись?
– О да. Он был битком набит деньгами.
– Но вы уверены, что у него имелись пятьдесят тысяч?
– Ну, у него была целая куча денег, Дональд. Он обещал мне шестьдесят тысяч.
– Обещал?
– Да, собирался преподнести как обеспечение на будущее.
– А потом
– Вы же знаете, что стряслось. Принялся заговаривать о каких-то делах – надо якобы сделать то да се, пятое, десятое – и напускал все больше туману по поводу своих намерений на мой счет. А началось это все незадолго до того, как я узнала про Ивлин Эллис. Знаете, женщины это каким-то образом всегда узнают. Наверно, у нас на сей счет особая интуиция.
– А потом? – не отставал я.
– Ну, Дональд, если хотите услышать всю правду, то я совершила большую ошибку. Пошла не с той карты. Вместо того чтоб вмешаться вовремя и отшить другую женщину, сваляла дурочку.
– Что же вы сделали?
– Ох, обвинила его в измене, закатила сцену и все прочее, что с такой легкостью взбредает на ум женщинам в подобных обстоятельствах и к чему им следовало бы прибегать в самую последнюю очередь.
– А дальше?
– Дальше я поняла, что он готов улизнуть. Думала, обеспечит меня сполна перед разлукой, но этот скот просто смылся, ничего не оставив. Поэтому я наняла вас, чтобы вы попытались его отыскать. Если б сумели найти, я получила бы у него деньги.
– Много?
– Не знаю. Как я вам говорила, он сулил шестьдесят тысяч, чтоб выглядеть посолидней, только это всего-навсего цифры. Может быть, выцарапала бы тысяч пятнадцать-двадцать. Понимаете, я обратилась к вам и к вашей партнерше в поисках выхода. Боюсь, я вела себя не совсем честно, Дональд.
– А каким образом вы заставили бы его расплачиваться?
– Я слишком много о нем знаю.
Я подмигнул одним глазом и провозгласил:
– А теперь слушайте, Хейзл. Я хочу, чтоб все было расставлено по местам. Есть хоть какой-то намек на его связь с ограблением бронированного автомобиля?
– Я не думаю, Дональд. Не считаю, что есть хоть намек на какой-нибудь шанс.
– Говорите мне правду. Вы знали Баксли?
– Он звонил пару раз. Не знаю, откуда у него номер моего телефона.
– Вы никогда не назначали с ним встреч?
– Боже сохрани, нет!
– Вы заявили мне, будто ответили Стэндли «да» перед алтарем. Это правда?
– Нет.
– Вы никогда не были с ним женаты?
– Я ответила ему «да», только не перед алтарем, а в автомобиле.
Я написал в блокноте: «Продолжайте разговор. Говорите о чем угодно. Не умолкайте».
Она бросила на меня вопросительный взгляд и продолжала:
– Вы, наверно, меня считаете какой-нибудь шлюшкой, и, может быть, так оно и есть. Только, по-моему, не имеете ни малейшего представления о переживаниях девушки, которая чувствует себя лишенной единственного, по-настоящему необходимого женщине права – права на обеспеченное существование.
А потом возник Стэндли. Он хорошо обходился со мной и был битком набит деньгами. Не знаю, где он их заколачивал, но у меня есть неплохая идея. По-моему, он с каким-то партнером держал букмекерскую контору. А со мной нянчился изо всех сил. Хотел для меня очень многое сделать… по его собственным заверениям. Денег давал вволю, и я надеялась получить впоследствии гораздо больше, но тут все это
– Пятьдесят или шестьдесят? – уточнил я.
– Шестьдесят, – настаивала она.
– Продолжайте, – сказал я.
И пока она продолжала, написал следующее послание:
«Возможно, подслушано все, о чем мы говорили. Возможно, записано на магнитофон. Мне надо уйти. Им это на руку – объявят побегом, который доказывает вину. Я хочу, чтобы вы притворились, будто уходите, а уйду я. Стукну дверью, но надо создать впечатление, что вышли вы. Попрощайтесь со мной, скажите еще что-нибудь в том же роде. Потом вернитесь и постарайтесь, чтоб вас было слышно. Включите телевизор, пусть работает. Переключайте почаще программы, чтобы они знали, что в номере кто-то есть. Спустите в туалете воду. Кашляйте, только, конечно, не позволяйте услышать свой голос. Сидите до полуночи, смотрите телевизор, переключайте программы. Потом, если я не вернусь, ложитесь в постель. Время от времени просыпайтесь и кашляйте. Дверь оставьте незапертой, чтобы я мог войти. Сумеете? Если да, полагаю, смогу вам помочь, но одно знаю наверняка – вы мне точно поможете».
Она, не умолкая, прочитала записку и продолжала:
– Дональд, по-моему, вы совершенно великолепны. Каким-то непонятным для меня образом женщина обладает способностью посмотреть на мужчину и понять, что ему можно довериться. Наверно, порой это плохо, потому что попадаешься на крючок, но я чувствую, что могу вам верить. Я все для вас сделаю, все, что угодно.
– Вам не кажется, – вмешался я, – что существует хоть какой-нибудь шанс на сговор между Стэндли и Баксли и что это они ограбили тот…
– Не говорите глупостей, Дональд, – перебила она. – Стэндли совсем не такой человек. Он был игроком и, если честно, по-моему, чем-то вроде мошенника. Я не знаю. У него был некий способ делать деньги, и все шло само собой, по накатанной колее. Я никогда в жизни не видала мужчину, который был бы так набит деньгами, как Стэндли Даунер.
Он мне нравился. Я, наверно, сперва была в него влюблена и, возможно, осталась бы, если бы он не связался с Ивлин.
И все-таки я вполне хорошо его изучила за время нашего так называемого брака. Стэндли не знал покоя. Он из тех, кому ничего никогда не приносит удовлетворения, кроме денег и перемен. Ему было необходимо как можно быстрее кидаться от одного к другому. Он не сумел бы остепениться. И ни с кем не сумел бы зажить нормальной, спокойной жизнью.
Эта Ивлин взбесила меня до такой степени потому, что она всего-навсего золотоискательница. О, знаю… я и сама наверняка выгляжу золотоискательницей. Но могу вам признаться, Дональд, из-за этого и возникали все мои проблемы. Я даже не пробовала отыскать настоящего, первоклассного мужчину. Вечно шла, как овечка, за каким-нибудь типом… ну и вот как все обернулось… вот к чему я пришла.
– И за многими вы ходили? – полюбопытствовал я.
– Пожалуй, что чересчур, – призналась она. – С одной стороны, не за многими, а с другой – чересчур. Ни один из них не рассчитывал на продолжение, не собирался жениться на мне, не мечтал повести меня в белой подвенечной фате к алтарю. Ни один не задумывался о браке и не решался поставить точку. Я всегда была содержанкой, а содержанка никуда не денется.