Сократ
Шрифт:
– О, это удивительный запрет. Издавался ли где-нибудь когда-нибудь подобный?
– Не послушаешь - берегись, Сократ, я все еще щажу тебя!
– Даже через тяжелый занавес слышен был ропот толпы.
– Я щажу тебя потому, что ты был моим учителем, но, если ты не повинуешься, тебя ждет палач...
На площади раздались нетерпеливые крики:
– Сократ! Что с Сократом? Сейчас же отпустите Сократа!
Критий побледнел.
Заметив это, Сократ проговорил успокаивающим тоном:
– Не бойся,
Он встал, подошел к проему своей утиной, переваливающейся походкой и отдернул занавес. Его встретили ликующими кликами. Сократ поднял руку, прося тишины.
– Вот он я, милые мои друзья! Мне здесь очень хорошо. Высокопосаженный принял меня как гостя и только что посулил мне государственные почести...
– Прекрати!
– крикнул Критий.
Сократ, отойдя от проема, спросил:
– До какого возраста запрещаешь ты молодежи разговаривать со мной?
– До тридцати лет.
– Клянусь шеей лебедя Леды, цифра тридцать как-то особенно вам по душе! Впрочем, теперь уже - двадцать девять. Это много. Нельзя ли скостить десяток?
– Хватит с меня твоих шуточек!
– рявкнул тиран.
Но Сократ продолжал расспрашивать:
– А как быть с продавцом оливок на рынке, если ему меньше тридцати? Случится, к примеру, что я не смогу ему сразу уплатить - ты ведь знаешь, цены скачут вверх с каждым днем, - а говорить с ним мне нельзя, я не смогу сказать ему, что остаток отдам завтра, уйду, а он пошлет за мной скифа, как за вором... Ты, конечно, согласишься, что это не подобает Сократу...
– Глупости выдумываешь!
– Вовсе нет. Сунься-ка нынче на рынок без денег! Горсти гороха в долг не дадут. Или если, скажем, встретится мне юноша, спросит: скажи, гражданин, как найти мне прославленного Крития? Мне и ему нельзя ответить?
Критий вдруг понял, что Сократ разговаривает с ним отнюдь не как с правителем, тем самым подтверждая донос Анофелеса. Он встал, указал Сократу на дверь.
Выйдя из булевтерия, Сократ попал в объятия своих учеников. Его засыпали вопросами - чем кончилось?
– Критий почтил меня новым запретом. Отныне я вообще не имею права разговаривать с теми, кто моложе тридцати лет.
– Ах, это за то, что ты сравнил его со свиньей, когда он отирался об Эвтидема, - сказал Критон.
– Скорее за то, что ты распространил по Афинам мысль: тот не правитель, кто, подобно негодному пастырю, уменьшает свое стадо, - возразил Ксенофонт.
– Это - страх, - вымолвил Платон.
– Страх, который Сократ внушает Критию.
– А мы-то хотели, чтоб ты нам рассказал...
– жалобно протянул Аполлодор.
Сократ ухмыльнулся.
– Но мне позволено разговаривать с теми из вас, кому больше тридцати как Критону или Симону. С младшими разговаривать закон мне запрещает. Постойте! Не ершитесь,
Обнимают, уводят Сократа, весело шумя.
Когда Сократ покинул булевтерий, отдернулась одна из завес, и в зал вошел Хармид.
– Ты хорошо слышал, Хармид?
– Каждое слово, особенно - его. Но я уверен, он и теперь не подчинится. Ты говоришь - надо нагнать на него страху. Да разве этот упрямец знает, что такое страх? Он сам нагоняет страх на нас!
– Порой я думаю, не лучше ли предать его суду за подстрекательство: один свидетель у меня есть, других найдем играючи, а тогда - чаша цикуты, и будет покой.
– Не будет, милый Критий.
– Ты прав - он и мертвый будет вредить нам. И даже больше, чем живой. Афиняне нас ненавидят, его любят. И все же я был бы спокойней, если б его не стало.
– Замолчи - он был не только твоим, но и моим учителем, - сказал Хармид, передернувшись от отвращения к Критию.
– Нет, с ним пока подождем. Сейчас нам опаснее Алкивиад. Народ уже громко кричит, призывая его, а если ему удастся поднять на нас персидского царя, будем иметь дело и с ним, и с афинским демосом. Пока Алкивиад жив, нам и в собственном доме небезопасно.
– Что ты задумал?
– Голос Хармида звучал зло, возмущенно.
– Он тоже любимец Афин. И мой и твой родственник.
– Эту работу я предоставлю спартанцам. Пойду к Лисандру. А за Сократом установлю наблюдение.
– Делай, как разумеешь, а я не желаю иметь со всем этим ничего общего. Но берегись: в том, за что тебя упрекал Ферамен, после его смерти упрекают уже и другие из оставшихся двадцати восьми. Взвесь все хорошенько - если обезвредишь Алкивиада и Сократа, как бы не погубили нас раздоры в собственных рядах!
Критий сверкнул глазами:
– Спасибо, что предупредил, - вижу, придется нам все-таки казнить Сократа! Что мы уменьшаем стадо - это лишь часть правды, а целая правда - в том, что мы избавляемся от паршивых овец. И если парша распространяется быстро, это значит, что мы должны действовать еще быстрее.
8
И даже в теперешнем положении
оставалась слабая надежда, что дела
афинян не погибли окончательно, пока
жив Алкивиад. Ибо как раньше, будучи в
изгнании, он не любил бездеятельной и
спокойной жизни, так и теперь, если он
будет иметь достаточно сил, он не
снесет надменности лакедемонян и
бесчинств Тридцати. Эти мечты народа
не были невероятными...
Плутарх 1
1 Перевод Е. Л. Оверецкой под редакцией С. Я. Лурье. Плутарх. Избранные биографии. М.-Л., 1941, с. 144.