Сокровенное таинство
Шрифт:
Звякнул засов, дверь приоткрылась, и Николас вошел во двор.
– Кто знает, – добродушно пробормотала привратница, запирая за ним дверь, – может, одна из этих троих и есть та, кого вы ищете. В любом случае вам не помешает это проверить.
Она провела молодого человека по темным коридорам в маленькую, обшитую деревянными панелями комнату для посетителей, освещенную крохотной лампой, оставила там, а сама поспешила за приорессой. Было уже поздно, в обители отслужили повечерие, и сестры собирались отходить ко сну. Понятно, что в такой неурочный час визит нежданного гостя был особенно неуместен,
Николас не мог усидеть на месте и метался по комнате из угла в угол, точно зверь в клетке, когда наконец дверь отворилась и на пороге появилась приоресса из Уэрвелля. Это была невысокая, кругленькая женщина средних лет, однако черты ее лица указывали на замечательно сильный характер. Николас поклонился ей, а она окинула его оценивающим взглядом проницательных карих глаз.
– Мне сказали, что вы спрашивали обо мне. Я здесь. Чем я могу вам помочь?
– Мадам, – нерешительно начал Николас, страшась услышать в ответ недобрые вести. – Я был далеко на севере, в Шропшире, когда прослышал о беде, приключившейся с Уэрвеллем. В той обители жила одна сестра, о чьем пострижении я узнал совсем недавно. Мне хотелось бы удостовериться в том, что она жива и нашла безопасное пристанище. Может быть, мне позволили бы поговорить с ней и убедиться, что у нее все в порядке. Я расспрашивал о ней в Уэрвелле, но никто не смог мне помочь, а я знаю только то имя, которое она носила в миру.
Приоресса сделала ему знак рукой, приглашая садиться, и сама села напротив, чтобы лучше к нему приглядеться.
– Могу я узнать ваше имя, сэр?
– Меня зовут Николас Гарнэдж. Я был оруженосцем Годфрида Мареско, пока тот не постригся в монахи в Хайд Мид. Лорд Годфрид прежде был обручен с этой леди, и теперь его не может не беспокоить ее судьба.
Приоресса кивнула, соглашаясь с тем, что это естественная тревога, и задумчиво нахмурила брови.
– Мне известно имя Мареско, этот брат был гордостью Хайда, но я не припоминаю, чтобы мне доводилось слышать… Как зовут сестру, которую вы ищете?
– В миру ее звали Джулиана Крус. Она из Шропшира. Сестра, с которой я говорил в Уэрвелле, никогда не слышала этого имени, что не удивительно, ведь, принимая обет, Джулиана могла взять другое имя. Но вы как приоресса должны знать оба ее имени – и мирское, и новое.
– Джулиана Крус? – повторила приоресса. Она сосредоточилась и прищурилась. – Молодой господин, а вы уверены, что не ошиблись? Вы точно знаете, что она постриглась именно в Уэрвелле, а не в каком-нибудь другом монастыре?
– Что вы, мадам, конечно, в Уэрвелле, – убежденно заверил ее Николас. – Я слышал это от ее брата, он не мог ошибиться.
Некоторое время приоресса молчала, недоуменно качая головой.
– А когда она вступила в орден? Надо полагать, это случилось недавно?
– Три года назад, мадам. Точно я сказать не могу, она отправилась в монастырь примерно через месяц после того, как постригся мой лорд, а он поселился в Хайде в середине июля. – Николас встревожился, не понимая, к чему все эти вопросы.
Приоресса вновь покачала головой, растерянно и сочувственно поглядывая на молодого человека.
– Может быть, тогда вы еще не получили свой сан, и потому… –
– Сын мой, – печально отвечала монахиня, – я была приорессой Уэрвелля целых семь лет. Среди наших сестер нет ни одной, имени которой я бы не знала – как принятого при постриге, так и мирского. Никто не был принят в нашу обитель без моего ведома. Мне жаль огорчить вас, я не могу понять, как произошла эта путаница, но, увы, леди с таким именем не принимала обета в Уэрвелле и даже не обращалась с подобной просьбой. Я никогда не слышала этого имени и ничего не знаю о той, кому оно принадлежит.
Николас не мог поверить своим ушам. Схватившись за голову, он в изумлении уставился на монахиню:
– Но как же?.. Этого не может быть! Она выехала из дома в сопровождении вооруженной охраны и везла с собой ценности, предназначенные для вклада в обитель. Она сама заявила о своем намерении отправиться именно в Уэрвелль, домашние знали об этом и согласились с ее выбором. Ручаюсь, мадам, здесь не может быть никакой ошибки. Она поехала в Уэрвелль.
– Если так, – озабоченно промолвила приоресса, – боюсь, что у вас есть серьезные основания для беспокойства. Ибо, поверьте мне, точно так же, как вы не сомневаетесь, что девушка направилась именно к нам, так и я могу заверить вас, что она так и не постучалась в ворота Уэрвелльской обители.
– Но что, – вскричал Николас, теряясь в догадках, – что же могло случиться по пути от ее дома до Уэрвелля?
– От ее дома до Уэрвелля путь, наверное, неблизкий, – заметила приоресса, – а вам пора бы уж знать, что в этом мире далеко не всем планам суждено благополучно осуществиться, ибо он далек от совершенства. Превратности войны, дикие звери, разбойники – мало ли какие опасности могут подстерегать в дороге.
– Но ведь с ней же была охрана! Они должны были доставить ее в обитель!
– В таком случае с этими людьми вам и следует поговорить в первую очередь и выяснить, почему она не добралась до Уэрвелльской обители.
Подавленный и растерянный, Николас погрузился в молчание. Не было смысла донимать монахиню дальнейшими расспросами. Мать приоресса знала, что говорила, и она указала ему единственное оставшееся направление поисков, чтобы доискаться до истины. В этих краях ему больше нечего было делать. Нужно воспользоваться советом мудрой монахини, вернуться в Лэ и проследить путь Джулианы оттуда, откуда он начался. Трое слуг поехали с ней, а во главе их ловчий, который знал ее с детства и был ей предан. Должно быть, они и сейчас в Лэ, служат у Реджинальда. Ну что ж, ему будет о чем их порасспросить.
Приоресса поднялась, давая понять, что разговор окончен и припозднившемуся гостю пора уходить, но тут ей в голову пришла еще одна мысль.
– Вы сказали, что она везла с собой вклад, который собиралась внести в обитель. Я, конечно, не знаю, велик ли был этот вклад, но не исключаю, что кто-то мог на него польститься…
– Но ее же охраняли четверо вооруженных людей! – вскричал Николас.
– А как по-вашему – эти четверо знали, что она везет? Бог свидетель, мне бы ни за что не хотелось бросить тень на честного человека, но, увы, мы живем в таком мире, что из четверых людей по меньшей мере один может оказаться негодяем.