Сокровища на земле
Шрифт:
Комедия ведь это там, где смеются, высокомерно заметила она своему знакомому, встретив его в фойе. С ним она выпила коктейль и выкурила сигарету. Так что старый больной оператор-документалист был последним, кто видел живую Доду. Он нашел ее, как всегда, великолепной.
Наследником оказался молодой морячок из Ленинграда, сын ее покойной сестры. Наследником владела одна идея - побыстрее. В Ленинграде его ждала девушка. Времени у него было мало, и он не желал его тратить на то, чтобы возиться с барахлом московской родственницы. К ней он никаких чувств не питал. В сущности, умерла малознакомая дама, и наследник желал за два дня разбросать и уничтожить все следы
В его быстром, современном мозгу, конечно, возникло представление о том, что ему крупно повезло, но он совершенно не знал, с какого конца приниматься за дело. Он обрадовался, когда две соседки предложили свою помощь. Они посоветовали прежде всего позвонить кому-нибудь из тех, кто бывал у покойницы, и предложить для быстроты купить все разом, потому что, как объяснили мальчику старухи, есть люди, которые с ума сходят из-за такого хлама, покойница тоже его любила и ценила. Много лет подряд они наблюдали странную жизнь покойницы, хотя она их не жаловала, гордо сама себя вела, а они вот пригодились и теперь выручают ее.
В записной книжке Дарьи Михайловны оказался телефон Ларисы, с пометкой "сотрудник музея", которая всем очень понравилась. Им просто повезло. Юный наследник сам и позвонил, все толково объяснил, напирая на срочность дела.
Слепой случай никогда не бывает совсем слепым, злой рок тоже как будто действует по программе...
Лариса приехала моментально.
Вещи были оторваны от своих мест и вытащены в полном беспорядке на середину.
А на диване близко друг к другу сидели две разморенные усталостью и волнением женщины в теплых платьях-халатах, смотрели на все это, стараясь понять, что перед ними, хорошее или хлам. Ведь факт, что не новое. Старое-то лучше нового, говорили они, но лукавили, они так не думали. Они любили новое. Им бы волю, все бы купили новое - тарелки, чашки, кастрюли, телевизор, пальто, рубашки, кофты вязаные индийские.
Это они все сдвинули и передвинули и придали этому окончательный вид беды, смерти, отъезда навек. Зато стало видно все. Такая кучность, по их убеждению, облегчала контроль, который необходим. Музей Доды, дворец Доды они развалили так, как будто швырнули в него бомбу.
Какие-то мелочи вылетели наружу и легли, но не прямо и не ровно, а непременно боком и вверх ногами, образовав странные и страшные скопления старинных вещей, вспыхивающие кое-где маленькими золотыми кострами. Видение сошедшего с ума коллекционера.
Несколько пачек старых писем, перетянутых шелковинками, и пакеты с фотографиями лежали в стороне, приготовленные для неземной почты.
Морячок с девичьим лицом ушел прогуляться по улице Горького, обещав скоро вернуться, и сейчас наслаждался весной и Москвой. Девушки ему улыбались, а он - им.
– Вот все, - сказала одна из женщин Ларисе, именно та, которая сумела кое-что, с ее точки зрения ценное, унести раньше и незаметно. Ее звали Анна Степановна.
Несколько картин - пейзажей (портреты - он не захотел), шкатулку с украшениями и мелочи, которые ему понравились, морячок сложил в красивый чемодан, с которым покойная ездила к морю.
Лариса медленно обвела глазами стены, увешанные картинами. Это висело состояние.
Женщины волновались, чего-то или кого-то боялись. Юного моряка все еще не было, он в это время выходил на проспект Калинина. На проспекте Калинина девушки оказались еще красивее, чем на улице Горького.
Женщины вопросительно смотрели на Ларису, а она молчала.
Это бывает раз в жизни, прийти первой в такую минуту и в такое место, где
– Бедная, - сказала Лариса.
– Отмучилась.
Наличных денег у нее, как всегда, было мало, она соображала, у кого занять.
– Все там будем, - с достоинством ответила Анна Степановна.
– Это верно. А где молодой человек, который мне звонил?
– Гуляет. Вы пока смотрите, решайте, если вам надо. Мы составили столы к столам, мелочи в одно место собрали.
Про колечки и брошечки она ничего не сказала.
Так вот, значит, как обернулась история с жабой, божество пожелало вернуть свои богатства. Лариса потерла виски, сейчас - только успокоиться, собраться. И сразу взять бешеный темп, сбить с толку старух, развернуться, хорошо бы до прихода моряка. Он мог вернуться каждую секунду, но мог и задержаться, учитывая возраст, столичные соблазны, молодежные кафе...
– А вот еще, - вздохнула устало и укоризненно Анна Степановна, показывая на кровать и туалет, заваленный вещами.
– Вы ближе подойдите, - посоветовала вторая женщина, Мария Григорьевна, с видом человека, которого никто не хочет слушать. Она поднялась с дивана и направилась к дьявольской свалке с раскинутыми руками, осторожно, как слепая.
Но Ларисе не требовалось подходить ближе, ее сверхглаз определял с безошибочностью закупочной комиссии место, время, стоимость... Бронзовый треножник с плоской чашей, из Павловского дворца, называется "сюр ту дю табль", то есть "для всякого стола". Не для всякого, конечно, для всякого царского. Она помнила, где они там стоят, эти "для всякого стола", и как в них отражается солнце... Русские чашки скромной расцветки, очень старые, другие, пышные, сплошное золото... Сверхглаз определял марку с расстояния в пять метров, переворачивать блюдечки вверх дном не требовалось. Дарья Михайловна и фарфористкой была, фарфор знала, любила, флаконы молочного стекла собирала, лунные, жемчужные, томные, изысканные игрушки.
Интересно, где драгоценности? Лариса догадывалась, что они должны быть, даже не зная того, что покойница любила бирюзу с жемчугом, имела склонность к изумрудам.
Сметливая Анна Степановна заметила:
– Кажись, все на виду, ничего не пропустили, не утаили... Парень наш загулял, наследник имущества.
– А я отца Дарьиного помню, царство ему небесное, - сообщила Мария Григорьевна без особой связи с предыдущим.
– Толстый был, представительный. Форточки не любил открывать. Говорил, что у дворян ничего не проветривалось, - поддержала подругу Анна Степановна.
– Поклеп на дворянство, - сказала Лариса.
– Это не отец был ее, а отчим, - уточнила Анна Степановна.
– Ой, мои скоро с работы придут голодные.
– Накормишь, - сказала Мария Григорьевна своим горючим голосом.
– Есть захотят, сами поедят.
Женщины не оставляли друг друга, заходили сюда вместе и выходили вместе. А ленинградский моряк в это время задавал вопросы веселой, похожей на птичку продавщице пластинок в отделе "Джазовая музыка" магазина "Мелодия". Птичка с удовольствием крутила пластинки светловолосому вежливому ленинградцу и не обращала внимания на прочих менее вежливых посетителей. Впрочем, в отделе царила вполне дружелюбная атмосфера всеобщего единения.