Сокровища России
Шрифт:
– Я же начальник. Ну, заместитель, но мы с начальником заодно.
– И что из этого? Вот, разве директор Третьяковки смог бы продать мне, скажем, Васнецова "Трех богатырей"?
– Мог бы, - сказал Эдик со вздохом.
– Но он же из старых "совков". Они запуганные. Работать не умеют по новому. Но я буду иметь в виду "Трех богатырей". Третьяковку надо продавать - мы с Пузыревым подумываем над этим, но…пока некогда. Руки не доходят.
Англичанин уставился в лицо Эдика очень внимательным взглядом. И чего-то в нем отыскал. И спросил, нервничая
– Уточни, Эд. Вы продаете Российский музей?
– Ну да.
– Эдик начал терять терпение.
– А что еще с ним делать? Он же убыточен. Значит, никому не нужен. Вот и продаем.
Англичанин тупо молчал. Эдик жалел немножко этих иностранцев. Жесткие, практичные и прагматичные, по сравнению с мудрыми россиянами они во многом остались наивными детьми.
– А вы…не боитесь?
– А чего бояться?
– Что посадят. В тюрьму.
– За что?
– изумился Эдик.
– За картины? Так они на фиг никому не нужны.
– Но музей - государственный?
– Ну и что?
– Эдик начал закипать.
– Ничего.
– Нортон смотрел подозрительно.
– Такие картины мне не нужны. Ты же в курсе, Эд, что уголовщина - не для меня. То, что ты предлагаешь… Эд, не ждал от тебя такого.
Они не поняли друг друга. Эдик не сумел найти подходящих слов, чтобы выразить мироощущение россиянина в России - англичанину. Потом нашел, задним числом - всем же плевать - но тут же понял, что это могло бы убедить лишь россиянина. Англичанин бы не поверил. Чтобы расшифровать эти слова, надо тут родиться.
Нортон все-таки одолжил сто тысяч Эдику, и тот на прощание сказал:
– Ты все-таки загляни к нам в музей, Роберт. Просто из любопытства. Работаем с восьми до восемнадцати, входной билет - двадцать рублей. Может что и подберешь, в счет долга.
Нортон решил нанести визит в музей через пару недель. Эдика вызвала смотрительница.
– А! Это ты!
– обрадовался Эдик.
– Надумал, в счет долга? Есть Брюллов, Иероним Босх и еще кто-то на подходе, уточню сейчас у своих парней. Выбирай. Если не торопишься - выбирай любого, что на стенках висят. В течение недели будет готов. За стольник. Кстати, жаль, не взял у тебя больше - мамаша приехала со своим мужиком, и все равно пришлось у Пузырева одалживать.
– Неделя…мамаша…- Нортон захлопал глазами, - я ничего не понимаю, Эдуард.
– Уэстлейк меня дел много. Ты пока прогуляйся по музею. Посмотри, подумай. Потом подойдешь. Кабинет на втором этаже, с табличкой "заместитель".
– Эдик убежал обратно. Подумал, что Нортон мелковат для российского бизнеса. По мелочи - да, идеальный партнер. Но расти надо в любом деле. Тормозит англичанин.
Эдик ошибся. Роберт Нортон оказался достойным отпрыском своих предков, английских сэров, с сигарой и стэком, завоевавших полмира. Чутье на подделки у него имелось, соображал он неплохо, поэтому через три часа появился в кабинете Эдика со сверкающими глазенками - такие бывают у подростков, нацеленных впервые зажать подружку в темном уголке. В кабинете Эдика сидел вразвалочку один из ребят-реставраторов, и Нортон решил подступить к делу с другого конца:
– Так что там
Движением подбородка Эдик отпустил реставратора и сказал:
– Интересного мало. Приехала со своим мужиком, и начали орать. Все. Мальчишки на мамашу. Та - на мальчишек.
– А мужик?
– Мужик самый спокойный. Он только потом орал, когда машину покупал в автосалоне.
– На кого?
– На всех. Чтобы заткнулись и не орали. На Кольку больше - это второй, фальшивый мальчишка. Он первый там заорал. Из-за машины…
Но тут за реставратором закрылась дверь, и Нортон спросил:
– Я видел там, в музее, я видел парочку мальчишек. Какой настоящий? По-моему, они все…или я ошибаюсь?
– Нет, оба фальшивые. То есть, настоящие.
– Какого художника?
– Неизвестного. В принципе, я числюсь отцом, - сказал Эдик.
– Это понятно, - сказал Нортон, посмотрев еще раз на дверь.
– Мне настоящий нужен. Он где?
– Вечером будут дома. Оба будут. На кой черт они тебе сдались?
– Естественно, хочу продать. Но только настоящего.
– Ты о чем говоришь?
– изумился Эдик.
– Ты разве работорговец?
– Я о картине. "Мальчик в охотничьем костюме" Филдса. И еще "Мальчик в голубом" Пикассо. А ты про каких?
– А я о своих оболтусах. Теперь понял. Филдс, он же почти никому не известен. А Пикассо…по-моему, давно продали. Возьми лучше Модильяни. Завтра будет готов - вот, сейчас с реставратором говорил.
– Нет, только Филдс.
– Нортон насупился.
– Ты знаешь мое отношение к закону. Только ради Филдса…для одного старого лорда, друга моего отца. Он собирает именно работы Филдса. Кстати, почему - два мальчишки? Уэстлейк тебя же один всего, помнится.
– Был один, - обеспокоено сказал Эдик.
– Димка. Он с женой остался. Теперь еще двое…образовались, Витя и Коля. А насчет Филдса…, тут некоторая сложность. Тебе ведь с документами, раз для друга отца, значит, через Пузырева. Он продаст, но за сколько? Черт его знает. Я б тебе Филдса за стольник отдал, который должен. Но без вывозных документов. Через неделю.
– Нет, мне нужны официальные документы. За Филдса я готов выложить…
– Меньше десяти, - предупредил Эдик, Пузырев и разговаривать не будет. А мой долг?
– Твой долг - само собой, погашается, если я получу Филдса. Но десять - это невозможная цена. Твой директор - просто пират. Максимум - пять.
Эдик задумался. Скупость Нортона оказалась необычной. Спросил:
– Пять - чего?
– Миллионов, разумеется, - сердито сказал Нортон.
– С ума сошел!
– ужаснулся Эдик.
– Не вздумай Пузыреву такое загнуть. Десять тысяч долларов - вот что я имел в виду. Лично Пузыреву, из рук в руки. Ну, и в кассу - копейки какие-то. Точнее, рубли. Пять или шесть тысяч. Ты - мой друг, тебя грабить не станет. Но тебе придется пожертвовать на российскую культуру. Хоть сколько-нибудь. На счет Министерства культуры. Оно бедное. Теперь вот автопарк меняет, машины для чиновников. С "Мерседесов" пересаживаются на "Вольво". Тысяч пятьдесят. Хватит им, оглоедам.