Сокровища России
Шрифт:
Нортон думал с минуту. Потом вздохнул:
– Ладно. Хотя чего-то я не понимаю, наверное. Лучше о мальчишках расскажи. Как это образовались? Нашлись?
Эдик подумал.
– Нет. Я их не терял. Откуда-то взялись. Оба фальшивые, но считаются настоящими.
– Как картины в вашем музее?
– обрадовался Нортон.
– В Российской музее только подлинники, - тоном учителя поправил Эдик.
– Как и мои мальчишки.
– Не понимаю.
– Ты с Запада, - с досадой сказал Эдик.
– Может, еще раз прогуляешься по нашим залам? Только смотри не глазами коллекционера, а глазами обычного рядового зрителя. В том числе и чиновника из этого самого Министерства культуры.
Нортон предпочел, видимо, сделать это мысленно. Минут пять он сидел и молчал, потом что-то в лице дрогнуло, глаза просветлели:
– В самом деле, я же пожертвую
– Ну да, - сказал Эдик.
– Мы же торгуем копиями. Направо и налево. Хоть что закупай.
– Я пожертвую Министерству культуры шестьдесят тысяч, - сказал Нортон.
– Для российской культуры ничего не жалко. Пусть твои мальчишки растут культурными. Это их мамаша приезжала, кстати? С мужиком?
– Ихняя, только я поначалу не смог ее в этом убедить. Признала только одного. И все время жаловалась, что Жигули ее мужика еле тащатся. Старые Жигули. И одного-то мальчишку навряд ли выдержат. Пришлось покупать им Мерседес за двадцать пять тысяч с иголочки. Она просила еще двадцатку на бензин, тогда и второго могла узнать, но двадцатки не было, а тут еще мужик ейный принялся орать, что машина с иголочки новенькая, а мальчишки шерстью мусорят, еще гадят, да и везти их бесполезно - сбегут на первой же остановке.
– Шерстью? Гадят?
– переспросил заинтригованный англичанин.
– Мальчишки идут в комплекте с котом и собакой. Зачем мне кот и собака? Мне чужого не надо. Они мальчишкины.
– Понятно. Такие, конечно, сбегут, - согласился Нортон.
– Да. Стоило посмотреть на их противные ухмылки. Даже кот ухмылялся. Мамаша посмотрела и вспомнила, что квартира у них все равно маленькая, всех не вместит. И уехала с мужиком одна. Так я и не понял - зачем приезжала?
– Наверное, с детьми повидаться, - предположил Нортон.
– Мать все-таки. Святое чувство.
– Я так и подумал, - сказал Эдик. Обещала в другой раз забрать всех. И кота. Когда квартира будет побольше.
– Эдик, я ей куплю квартиру, - сказал Нортон.
– Только обещай мне никогда не рассказывать о мальчишках.
ГЛАВА 17. Тяжелая рука Интерпола
Мысль о том, что он олигарх, вновь пришла в голову Эдика, когда он возвращался в Москву с аукциона Сотбис, где Российский музей на этот раз выставил на продажу две копии Леонардо да Винчи, пять картин Микеланджело и трех Айвазовских. Более того, Эдик чувствовал себя олигархом, хотя бы потому, что в самолете летел всего вдвоем с американцем Уэстлейком, который и нанял этот роскошный частный самолет для чартерного рейса до Москвы и обратно, чтобы прилететь в Москву на несколько часов раньше, чем ТУ-134, на котором заказан билет Эдику. Эта небольшая хитрость явилась своего рода потерей терпения - Эдику надоела феноменальная жадность Пузырева, грех - решил он - не срубить несколько миллионов, раз случай представился. На аукцион Сотбис не успели попасть три картины - две Джотто и одна Леонардо да Винчи. Эти полотна отреставрированы уже неделю, а их копии, должным образом состаренные, повисли на стенах российского музея. Эдик попросту не успел сочинить им подходящие легенды - чьи, да откуда. Не успел, занят был. Кто из учеников Джотто мог бы написать эти копии? Когда? Да некогда! И Эдик в последний момент отложил картины, хотя вся сопроводительная документация для вывоза за границу была на руках. Американец, едва услышав о "заначке", обещал отвалить десять миллионов долларов хоть сейчас, не глядя, и такая доверчивость убила сомнения. Если веришь людям, то не можешь обманывать их надежд. Хватит Пузырю трех миллионов за эти картины.
Толстый и трусливый директор опять выслал вместо себя Эдика, отговорившись визитом в Москву директора Лувра. В принципе, зачем-то он приехал в Москву, и к кому-то, но Эдик и Пузырев не знали - к кому и зачем на самом деле приехал директор Лувра. Француз Дюбуа две недели мотался посредником между Парижем и Москвой. Пузырев и Эдик требовали прислать настоящий саркофаг. Директор трусил и предлагал компенсации разного рода. Наконец, перед самым отлетом Эдика в Лондон вроде договорились об экспонировании в Российском музее самой Джоконды самого Леонардо, однако директору Лувра, видимо, хотелось убедиться своими глазами в высоком качестве новой российской культуры. Он хотел
Аукцион Сотбис такого же ранга, как и аукцион Кристи, на котором произошел дебют Российского музея, покупатели там одни и те же, поэтому за "копии" могла бы разгореться настоящая война, если бы директора Сотбис не решили в последний момент снять копии с торгов. Эдика они уговаривали согласиться на это довольно недолго. Уж слишком велик был интерес потенциальных покупателей к этим картинам. Если на торгах эти копии уйдут по ценам гораздо выше цен оригиналов, то…кому нужны скандалы? Только не Сотбис, и только не Российскому музею. Аукцион все-таки состоялся, но - негласный, аукцион телефонных звонков и знакомых, в результате которого все набили карманы - и владельцы Сотбис, и Пузырев, и российская культура в лице ее министерства…, все, кроме Эдика. Он просто восстанавливал справедливость, продав последние три картины Уэстлейку.
В московском аэропорту взяли такси - и погнали. Сначала в банк, где американец получил десять миллионов - три наличными и семь - на пластиковой карточке. Потом - домой к Эдику за картинами. Эдик забыл предупредить американца, что квартира битком набита мальчишками и животными, причем все в отца - наглые и упорные, и потому гостей чуть не сбила с ног радостная ватага. Пес укусил Уэстлейка за ногу, которой тот зацепился за кота, и бедняга ничем не мог помочь Эдику, который минут десять отбивался от сыновей, их новостей, их планов и заморочек. С трудом отбившись от надоед, Эдик достал картины и даже не смог показать их американцу - поспешили вниз, к машине, но мальчишки и животные пустились в погоню. Кот, впрочем, отстал, но все прочие влезли в такси почти вместе со взрослыми, радостные как стая обезьян. Втроем с таксистом и американцем удалось выкинуть одного, следом за псом, который укусил в отместку американца за вторую ногу. Пытался и таксиста, но тот увернулся. Но Колька вцепился в кресло, как русский воин в добычу. Эдик махнул рукой, сознавая, что сам виноват. Такой бунт и непослушание появились вследствие его фразы, опрометчиво сказанной при отступлении из квартиры: - Вернусь на машине. Какую купить?
– Такую важную покупку, как машина, обсуждали давно, и сыновья поняли одно - доверить это дело отцу нельзя, ему по фигу, купит, что попадется, хоть Жигули.
В аэропорту, уже провожая взглядом самолет, внутри которого счастливый американец жевал взглядом свои покупки, Эдик вспоминал одну брошенную им впопыхах, при расставании уже фразу-фразочку…что он, Уэстлейк, пришлет на днях своего хорошего друга, комиссара Интерпола Верже, который и координирует работу по поиску МТС-33. Хочет убедиться, что Российский музей не при чем, и МТС-33 действительно находится в Венесуэле.
Блоха кусала сердце Эдика. Чертов американец слишком ошарашил…на днях в Российский музе нагрянет Интерпол! Но вера в людей победила. Нет в сообщении Уэстлейка ничего из подвоха, только искренняя готовность помочь. На одном только Леонардо он заработает не меньше десяти миллионов, поэтому его друг, комиссар Верже, даже стоя в логове МТС-33, будет высматривать эту зловещую организацию в Венесуэле.
Однако Пузырев так не думал. Он схватился за сердце и за карман, после чего осел в кресло, наповал сраженный интерполовской новостью. И битый час орал потом на Эдика, обвиняя его во всех возможных и невозможных преступлениях и оправдывая себя своей доверчивостью и малообразованностью, чем и воспользовались проходимцы, вроде Эдика, которым место только в тюрьме. Эдик напомнил, что комиссар Верже еще не прибыл, и принялся успокаивать, на что ушел еще битый час. Пузырев даже шарахнулся было от дипломата с тремя миллионами за проданные картины, как от змеи, но Эдик так искренне обрадовался отказу Пузырева от денег, что директор начал успокаиваться. Паника покинула голову, она заработала, и простая мысль привела, наконец, директора в чувство - если бы Уэстлейк собирался сдать их с потрохами в лапы Интерпола, сдал бы давно, без лишней возни с куплей-продажей. Он же доллары платит, наличными! Опомнясь, Пузырев потребовал деньги обратно, но еще не уверенно, и наглый Эдик без труда отбился простым упоминанием о комиссаре Верже. А вдруг тот - не друг Уэстлейка вовсе? Пузырев мигом забыл о всех деньгах. Он же не при чем. Не видел и не знает. Виноват только Эдик. Так забери свои проклятые деньги, все равно их Интерпол заберет.