Сокровища старой церкви
Шрифт:
А травы - яркие, коварные, обманчивые. Деревья - кривые да корявые, поросшие, как грязным клочкастым волосом, космами путаного и рваного мха. И часто сидит на таком дереве черный ворон и каркает хрипло, зловеще - аж мороз по коже.
Все было в болоте том. И пузыри вырывались с шумом из черной глуби, и туманы бродили меж скрюченных деревьев, будто души утопленников беспокойные, и огоньки плавали над бездонными пучинами. А безлунными ночами доносились с болота вроде как тихие стоны, и жалобный шепот шелестел над кочками, и даже говор слышался -
Нет, плыть ночью черной водой мимо этих страшных болот - это не для Кролика. Он лучше днем будет перед участковым мелькать, создавать этот… эффект, словом…
Ночь выпала темная, месяц невысоко еще стоял, то за ветками, то за облачком прятался - неохотно, словом, светил, неярко.
В деревне и вокруг нее все спало. Даже собаки. Только лягушки квакали да дергач где-то в лужке скрипел. Ну и комары, конечно, позванивали.
Колька бросил на корму телогрейку, сумку с припасами, оттолкнул лодку от берега. Мишка, чуть пошевеливая веслами, вывел ее на стрежень. Подхваченная течением, она пошла легко и охотно - оставалось только подправлять ее ход, чтобы не жалась к берегу.
– Протоку не проскочи, - шепнул Колька.
– А то всю ночь искать будем.
– Вот ты и поглядывай, мне несподручно, - ответил Мишка.
– Там ветла кривая стоит, приметная.
Плыли еще около часа, протоку не пропустили - глаза уже пригляделись, привыкли к темноте, да и месяц заметно поднялся, блестел по реке дорожкой, путь указывал.
Свернули в протоку - как в темный тоннель вошли. Она по берегам сильно заросла, ветки над ней густо смыкались сплошным сводом. Иные склонялись к самой воде, купали в ней свою листву. Здесь и днем-то сумрачно, а сейчас совсем черно было.
Поменялись ребята местами: Колька за весла взялся, Мишка на носу вперед смотрел, тихонько командовал, вглядываясь во тьму: «Правым табань, еще чуток. Так держать».
Плыли медленно, в тишине, - даже слышно было порой, как шуршат по бортам круглые листья кувшинок, - пригибались, когда наплывали над головами низкие ветки; чувствовали на щеках прикосновения влажных холодных листьев.
Осторожно плыли. Но без приключений не обошлось. Не углядел вовремя одну коварную ветку Мишка, и она его сбросила в воду, едва не опрокинув лодку.
Мишка вынырнул, как пробка, уцепился за борт.
– Хорошая у нас река, - сказал он, отфыркиваясь.
– Это почему?
– засмеялся Колька, помогая ему забраться в лодку.
– А крокодилы не водятся.
Пристали к берегу, все равно пора было отдохнуть. Колька быстро развел костер, Мишка снял с себя мокрое, развесил на колышках у огня, набросил на плечи телогрейку.
Месяц потускнел чуть - знать, его солнышко уже заметило. Посвежело сильно, предутренне. Мишка зубами лязгнул.
– Зря ты на Андрюху бубнишь.
– Колька поворошил прутиком в огне.
– Надоел.
– Мишка закутался поплотнее, протянул босые ноги поближе к костру.
– Зануда он. Мент.
Колька коротко взглянул на него, бросил прутик
Где-то рядом в лесу послышалось какое-то тявканье.
– Лисичка, - сказал Миха.
– Зайчишку гонит.
И не ошибся. В ту же секунду вылетел к костру ошалевший от страха заяц, перемахнул через огонь и, не рассчитав, всеми четырьмя лапами бухнулся Кольке на живот.
Оттолкнулся и снова исчез.
Колька взвыл.
Мишка заржал, как Воронок перед ужином:
– Хорошие у нас леса.
– Это почему?
– Колька, задрав рубаху, осматривал повреждения.
– А бегемоты не водятся.
– Одевай портки!
– сказал Колька.
– Скоро светать будет.
– Они мокрые еще.
– На себе досушишь.
С Колькой не поспоришь. Особенно после зайца.
…Протока кончилась, опять в реку вышла, в ту же самую - она петлю делала. Теперь недалеко уже: мимо Ведьминой протоки прямо в речку Светлую, а по ней, вниз, через полчаса - Оглядкино.
Светало уже. Над водой парок потянулся, за ветки цепляясь. Рыба заиграла. Птичий щебет осмелел. Пронеслась бесшумно над лодкой желтоглазая сова - домой, в дупло, после ночной охоты спешила.
Где-то не так уж далеко - не в Оглядкине ли?
– петух заорал, еще хриплым спросонок голосом.
Теперь шли ходко - вода гладкая, лодка легкая, да и холодок утренний подгонял, заставлял сильнее веслами работать.
– Вона, - вполголоса, боязливо проговорил Мишка, - Ведьмина протока.
Ребята вглядывались в сумрак, различая вдали низко клубящийся над болотом туман. Оттуда тянуло каким-то нездоровым холодом, от которого не столько знобко, сколько страшно.
– Гляди!
– вдруг схватил Колька товарища за руку.
– Видишь?
Вдали над болотом дрожал низкий желтый огонек, едва различимый в предрассветной полутьме.
– Поганое место, - вздрогнув, прошептал Мишка.
– Старики говорят, такой огонек над утопленником стоит.
– Брешут, - отмахнулся Колька. Правда, особой уверенности в его голосе не чувствовалось.
– Там, где-то в середине болот, островок есть, на нем со старых времен лесная сторожка осталась. Может, кто живет в ней? Сейчас бродяг по лесам много шляется. А может, ведьма вернулась.
– Какая ведьма?
– Дед рассказывал, тоже в старое время там ведьма жила. Вредила всем: кого сглазит, на кого порчу напустит. Ее утопить хотели, а она сбегла.
– Челюкан улыбнулся.
– Видать, обратно прибегла.
Мишка в ответ приналег на весла: поскорее миновать страшное место. А Колька все вглядывался в даль Ведьминой протоки, пока зловещий огонек не скрылся за деревьями…
В Светлой речке бросили весла, лениво поплыли по течению, по прозрачной воде, вдоль приветливых песчаных берегов, на которых стройными рядами вытянулись к небу золотоствольные сосны, уже освещенные свежим утренним солнцем.