Сокровище пути
Шрифт:
Её бросило с кровати, как плечи лука выбрасывает вперёд, когда внезапно рвётся тетива.
Вот, это подойдёт. Легонько стукнуть по ребру столика. Отлично.
Она перехватила в пальцах длинный, тонкий осколок высокого стакана из опалового стекла, поднесла к лицу и почти полоснула по своей щеке от глаза и ниже, но он уже стоял рядом и держал её за запястья. Когда он успел?..
– Ты сошла с ума, госпожа?
Тави смотрел ей в глаза, сведя брови. Она, злобно прищурившись и стиснув кулаки, рассматривала его лицо. Красивое, молодое, гладкое, правильное лицо... лицо человека,
Она стиснула зубы, потом плюнула в него, с такой яростью и ненавистью, что он дёрнулся всем телом.
Он вытерся о свой рукав, но руки не отпустил.
– Зачем ты делаешь это? Зачем ты пытаешься искалечить себя?
– Если ты не выпустишь меня, я буду скрести себя ногтями. Я буду скрести себя ногтями так, что сдеру кожу со своего лица. Моё лицо загноится, и это будет даже лучше, чем получилось бы с этим, – прошипела она и посмотрела на осколок стакана в руке. С него на белую рубаху капала кровь, стекая и по руке Тави тоже. – Оно загноится, и я постараюсь, чтобы рубцы остались настолько отталкивающими, что тебе даже вспомнить о них будет тошнотворно, не то что смотреть. Тебя будет рвать от одного воспоминания о них, как меня рвёт от твоего запаха. Выпусти меня! Выпусти меня!
– Госпожа не может покинуть это место.
Отчаяние захлестнуло её. Он тряхнул её руку, и осколок выпал на пол. Аяна стояла в стороне, у кровати, и безучастно наблюдала, как он дёрнул неприметный шнурок возле двери, и в комнате снова всё задвигалось.
Она сжала в саднящей руке ткань рубашки. На белёном холсте медленно расплывалось красное пятно.
Наконец в комнате прибрали, и Тави вышел вместе со всеми. Кимат сидел на кровати и обсасывал нитяной хвостик лошадки. Аяна легла рядом с ним.
Дверь открылась, и кто-то зашёл в комнату.
– Госпожа, позволь осмотреть твою руку, – прозвучало из-за её спины.
Аяна молчала. Она не хотела ни с кем разговаривать. Она хотела к Конде, и плакала с закрытыми глазами, а Кимат лепетал что-то нежно, кусая лошадку за бархатную ногу. Наконец послышались удаляющиеся шаги, и дверь закрылась. Аяна сжалась в комок и рыдала, стараясь делать это незаметно, чтобы не напугать сына.
Несколько дней она провела в удушающей жаре, обмахиваясь веером, и снова и снова без особого толка обдумывая, что же ей теперь делать. Рука, несмотря на жару, заживала быстро, жаркие дни сменялись жаркими вечерами, а потом пришёл Тави, и она приготовилась к изматывающему разговору, который опять ничем не закончится.
– Госпожа изволит желать спуститься наружу?- внезапно сказал он после долгого клятого молчания.
Аяна не поверила своим ушам. Она смотрела на него, сидя на кровати, и не верила тому, что он правда сказал это.
– Что ты сказал?
– Госпожа желает выйти наружу?
Она вскочила, хватая Кимата.
– Ты отпускаешь меня?!
Он, похоже, немного смутился. Во всяком случае, по еле заметному движению на его лице можно было это предположить.
– Я предлагаю госпоже погулять снаружи.
Аяна кинулась к двери, и та внезапно открылась перед ней. Она пробежала по коридорчику, почти не видя
Перед ней расстилалась ухоженная зелёная лужайка с маленьким прудом.
Аяна была снаружи. Никто не бежал за ней, чтобы накинуть тряпку на голову.
Она перехватила Кимата и несмело шагнула в сторону порта. Слишком давно она не носила его на руках и в керио, и это теперь давалось не так легко. Её никто не пытался поймать, и Тави шёл за ней в отдалении.
Ноги несли её вниз по склону, к высокому забору вокруг дворца. Она шла мимо каких-то строений, деревьев, садов, клумб, прудиков, куч валунов, поросших мхом, и не видела всего этого, отстранённо поражаясь лишь тому, как долго с непривычки идти до ограды.
Наконец она добралась до забора. Одна из сторожевых вышек оказалась совсем рядом, наверх вела винтовая лестница, и там стоял стражник с коротким луком.
Аяна вздохнула и пошла вдоль ограды, краем глаза наблюдая, как Тави тоже идёт поодаль. Она шла и шла с каким-то тупым упрямством вдоль ограды, мимо вышек, пока у неё не заболела спина и не заныли ноги. Она ни на что не надеялась, и даже сама не понимала, зачем она идёт, но всё равно упрямо шагала.
Наконец усталость взяла верх, и она просто опустилась на землю, посадив Кимата на колени.
– Госпожа желает вернуться в паланкине?
Аяна безразлично махнула рукой. Бессмысленная прогулка, без цели и толка... Она так извелась взаперти за эти почти две недели, что, казалось, потеряла даже способность мыслить.
Паланкин покачивался, и она сидела в нём в оцепенении, глядя на Кимата и на вышитые занавеси по бокам. Наконец движение прекратилось. Аяна отодвинула занавеси и вышла, подхватив Кимата и не оглядываясь на людей, которые принесли её сюда. Перед ней была дверь и лестница наверх.
Она поднялась и свернула направо, потом прошла по коридору. Впереди около двери стояла большая скамья с подушкой. Тут спят её служанки?
Дверь открылась, впуская её обратно в хорошие покои.Аяна посадила Кимата на ковёр, а сама легла ничком на пол. Она безучастно глядела на красивые кожаные башмаки Тави, на их крепкую подошву из нескольких слоёв толстой кожи, на ровные и добротные швы верхней части..
Он так и не сказал ни слова за всё это время. Башмаки постояли немного рядом с ней, потом направились к двери, она с едва слышным шорохом открылась и закрылась.
54. Поехали!
На следующий день он вернулся. Аяна как раз поела и поиграла с сыном, и Тави, шагнув в комнату, просто жестом указал ей на дверь. Аяна вздохнула, закрывая глаза: ноги и спина болели после вчерашней прогулки. Она накинула на себя керио и посадила Кимата за спину, притянув его полотнищами.
– Ты снова пойдёшь к ограде, госпожа? – спросил он на лужайке.
Аяна пожала плечами. Небо было серым, как хмарь в её душе.
– А куда я могу пойти?
Тави обвёл красивым широким жестом окрестности.