Сокрушитель
Шрифт:
— Это у тебя женского, — огрызнулся Ромка. — А у меня — мужского.
Лика оскорбленно вскинула плечики — и удалилась.
Потом публика повалила валом. Посмеиваясь, наблюдали, как Ромка, упрямо отклячив нижнюю губу, раскатывает очередного масляно отсвечивающего удава, рвет его натрое и выкладывает по частям следующий ярус. Задавали вопросы. Чаще всего: «Кому фиг-то?» Сначала Ромка говорил: «Хозяевам!», но потом озверел и начал отвечать: «Тебе!» Покручивая головами, отходили. Дескать, чем бы дитя ни тешилось — только бы кабели не перемыкало…
Приковылял Пузырек,
— Эх! — сказал. — Знал бы — ни за что бы менять не стал. Сколько сырья загубил — страх подумать!
Несколько раз в проходах между опорами появлялся хмурый Василий, но к глыбе так и не подошел. Переживал издали.
Словом, первый день творения никого особенно не встревожил.
Загрузив мешки и сетку с капсулами в скок, Ромка шагнул вслед за ними и невольно присвистнул. Пять надзорок на одном пятачке — не многовато ли?
Прямо целый патруль. Поволок первый мешок к пьедесталу — и сразу же наткнулся на округлое акулье рыло.
— Ну чего, чего? — прикрикнул, выпрямляясь. — Иди вон алкашей своих лови…
Такое впечатление, что надзорка колебалась. Дороги не уступила, но, когда Ромка поволок мешок в обход, препятствовать тоже не стала. Хотя (был такой момент) блики на чернильной гибкой броне метнулись зигзагами, и показалось, что тварь сейчас сманеврирует и снова окажется с ним нос к носу.
С одной стороны, все это Ромке очень не понравилось, а с другой — он вдруг ощутил прилив сил и победное злорадство. Ишь, чувырлы гладкие! Зашевелились? Почуяли?
Уклоняясь от прямых столкновений, он в несколько рейсов забросил мешки и сетку в седловину, после чего надзорки как-то сразу выпали из его поля зрения. Теперь для него существовали только покатая вершина глыбы да корявое волнисто вылепленное основание, похожее на обрубок печной трубы. Ромка щелкнул по нему ногтем и звуком остался доволен, Схватилось…
Кстати, а который фиг лепить-то? Левый или правый? Сложил два кукиша, сравнил… Правый. Наше дело правое…
Места вот только маловато… Ромка озабоченно огляделся и наконец решил переложить мешки на вершину, сетку с капсулами бросить прямо в трубу, а раствор замешивать в самой седловине. Все-таки выемка, поудобнее малость…
К полудню еще пять колец легли одно на другое, и жуткое сооружение достигло полуметра над уровнем глыбы — кривоватое, ребристое, как песок на речной отмели, однако довольно прочное. Пока. А вот дальше… Ромка снова сложил кукиш и окольцевал пальцами левой руки правое запястье. Замерил. Затем повел пальцы вверх, и хватка разорвалось. Нет, пожалуй, так сильно трубу расширять не стоит. Потом ведь еще смыкать…
— Рома… — продребезжал неподалеку встревоженный голос дедка Сократыча.
Ромка вскинул голову и очумело огляделся. Пятачок кишел надзорками. Их было штук десять, а то и больше. С высоты трех с лишним метров (Ромка поднялся в рост) они до отвращения напоминали огромных черных тараканов, бестолково суетящихся на светлом линолеуме.
Дедок Сократыч
— Рома, послушайте меня! — взволнованно заговорил он. — Поскольку одна из моих гипотез подтверждается, увы, прямо на глазах, я обязан вас предостеречь, Рома!
— Ну, давай… — согласился тот и сел на край глыбы, свесив босые ноги с уступа. Словно дразня надзорок, пошевелил пальцами.
— Рома, я преклоняюсь перед вашим упорством и мужеством, но вы, кажется, в самом деле пересекли грань дозволенного… Посмотрите, как они беспокоятся! Такого никогда не было!
— Ну так… — самодовольно хмыкнул Ромка.
— Поймите, Рома! Вас вывезли сюда совсем для других целей. То, чем вы сейчас занимаетесь, возможно, наказуемо. А вы уже знаете, как они могут наказывать!
— Не нравится, значит, когда им фиг лепят? — Физиономия Ромки прямо-таки дышала злорадством
— Да не в этом дело, Рома! Хозяева скорее всего и понятия не имеют, что именно вы там лепите Важен сам факт… Занявшись творчеством, вы как бы присваиваете себе божественные функции… А боги, как правило, ревнивы, Рома! Прометею, например, пришлось в итоге расплачиваться собственной печенью…
— Дед! — ласково сказал Ромка. — Мне работать надо…
Добравшись до того места, где полое лепное запястье расширялось, переходя в собственно фиг, Ромка взмок и разозлился. Вот уже несколько раз, сердито сопя, он отрывал и перекладывал не правильно уложенные кольца. То и дело возникала необходимость свериться с оригиналом, а одной левой тоже не больно-то полепишь… К перечисленным неудобствам следовало добавить невозможность сойти с глыбы и осмотреть свое детище издали — на пятачке по-прежнему крутились надзорки.
Покончив с последним мешком, Ромка обнаружил, что золотистые громады вокруг побледнели и обесцветились. Начиналось время серых сумерек.
Спрыгнул с приступочки и, сделав пару-тройку шагов, обнаружил, что окружен надзорками. Сердчишко прыгнуло и заметалось…
— Ребята, ребята, — забормотал Ромка, снова отступая к глыбе. Что-то ткнулось ему под коленки. Взмахнул руками, оглянулся… Так и есть! Еще одна…
Терять было нечего, и Ромка кинулся вперед — прямо на широкие акульи рыла. Дерзко оттолкнувшись босой ногой от выпуклого панциря, перелетел на ту сторону и метнулся к светлому пятну скока.
Напоследок еще и обернулся.
— А вот фиг вам! — торжествующе сказал он сумеркам, где смутно белела глыба и ворочались округлые сгустки мрака.
Сегодня-то — фиг… А вот завтра как?
— Во, блин! — озадаченно вымолвил Ромка.
Пятиэтажка сияла огнями. Собственно, ничего чудесного в этом не было — Ромка и сам мог приказать «конуре», чтобы она осветилась целиком. Но кому, хотелось бы знать, взбрело в голову нагрянуть сюда на ночь глядя?