Солар 2
Шрифт:
– Работа у меня такая- Родину охранять. Кто ты таков? Куда путь держишь?
– Пропусти меня в следующий мир. А странствую я к царству Кощееву. Зовут меня Сергей, иду с Геи.
– Раз ты знаешь свой путь - то иди, но вначале заплати проходную пошлину.
Я достал из кармашка приготовленные несколько серебряных монет и протянул их стражу.
– А нет чего-нибудь... подеревяннее?
– Смущаясь попросил он.
Я удивленно поднял брови и хмыкнув стянул с плеч рюкзак. Достав карандаш из бокового контейнера протянул его страже.
– Что это?
– Спросил, осторожно взяв с моих рук карандаш, он.
– Это специальное устройство для рисования. Дерево, и внутри грифель. Им удобно рисовать. Вот только, я не знаю, но вроде мочить его не нельзя.
– Хорошо, не будем его мочить.
– Покладисто сказал страж и накорябал когтем пальца на дереве несколько рун.
Я тщательно запоминал это искусство артефакторики, вдруг пригодиться. Карандаш же засветился мягким синеватым светом.
– Это ты на него чары наложил, чтобы он не мочился?
– Догадливый.
– Рассмеялся страж.
– Проходи. Твой вклад в мир воды сделан.
– А где следующий проход в другой мир?
– Даже не тронувшись с места уточнил я.
Страж махнул рукой в сторону колыхающихся водорослей. И
– Говоришь шесть дней идти?
– Не отставал я от стража.
Он оторвался от любования подарком и махнув еще раз рукой в показанную ранее сторону внятно и членораздельно произнес:
– Шесть часов на Баклайе, три часа на черепахах, и час плыть прямо до поляны порталов. И ты на месте.
– Благодарю тебя, страж.
– Так же важно и вежливо ответил ему я. И направился в указанную сторону. Осталось только узнать, что такое Баклай, и о каких черепахах шел разговор.
Отступление.
Мы были тут всегда, с того мгновения как пали. Дети Бгов. Самые любимые и ожидаемые. Нас любила мать, нас воспитал отец. Нас учила сыра Земля и наставляли три луны: сестры Фата, Лель и их брат Месяц. Мы пережили падение сестер на Гею, мы смогли прожить страшные годы холода и голода на Митгарде. Мы воевали со всем живым, что есть в этой части виноградины, забыв о доле иной, кроме воя. Мы проклинали и были прокляты, преданы, брошены и убиты на поле брани. А потом за нас решили все, и вознесли тела наши, и сделали из них Небесный Хрусталь. А все бессмертные души- заключили в поссмертии глубоко под покровом Геи, и оставили на страже прапрадеда нашего, Хаоса. И мы были верны. Тяжка доля стражей. Особенно если сторожить приходиться тех, кто кровь от крови, плоть от плоти твоей. Кто души твои дал тебе. Участвовал в твоем появлении в этой виноградине. Но души наши закалились в боях, и теперь мы требуем большего. Мы придем на Гею, и возьмём то, что принадлежало нам по праву рождения. Мы - воины Асы, рожденные свободными и умершие в бою. И имя нам -Легион.
Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану. Козьма Прутков.
Мне никогда не везло на барышень бальзаковского возраста. Вы скажете в нашем процветающем сексуально развращенном мире нет таких, ан нет. Их столько, что, если начать считать на пальцах одной руки по дворам, так и не хватит ни рук, ни ног для каждой улицы. А ведь есть еще и переулочки, проспекты и проезды. Сама как статуя, у которой нет причинного места, баба-бой. Лицо, будто лимона с самого раннего утра наелась, она была истинной дочерью богини с острова Лесбос. А в душе у нее мышь повесилась, хотя, о чем это я, там и мыши то, наверное, никогда не бывало, да и веревки с мылом днем с огнем не сыскать. Вот на таких барышень мне и не везло. А сейчас сидит передо мной на лавочке одна, и таким тонким намеком показывает, свою значимость и необходимость в появлении в моей жизни. Не понимает, бедняжка, что годики то ту-ту, уехали налево, и свое комсомольское тело она может засунуть на полочку к очкам с крупными диоптриями, и забыть слово секс. Береги дальше свою честь, курица с бюстом с картин Рубенса. Мне как-то наложить на твои формы два раза с высокой горы, и припечатать сверху всеми томами "Избранного" Ленина. Почему, ну почему ко мне не тянуться вот такие худые с торчащими формами смешливые мартышки? Чем им мой хаер не устраивает? Я ж его укладывал полтора часа красуясь как сын геолога, без олога и с буквой й. А потом еще марафет наводил на лице, сворованными у соседки-клуши ее косметикой. И вот - ни- че- го. Ну никак не получается впихнуть невпихуемое в мою жизнь. Нет в ней тонкой и звонкой девушки, чтобы радовала мой глаз и иногда не только верхний. Ну да, парень, таких много в мире. Да иногда смешливый и забавный, но, когда доходит до серьезных взаимоотношений - эти куклы исчезают из моей жизни, а появляются вот такие тутушки, с одной ту... Чем, ну чем можно привлечь этих идущих в последний бой матрон? Я ж худой как глиста, лицо самое обыкновенное, незапоминающееся. Глаза, волосы, все усредненное, русское. И вот, уже которая встревает в мою жизнь, разводя своей грудью после-пятого размера все беды и несчастья, что перманентно падают на меня с видимого и невидимого верха. Решил отдохнуть, называется. Сходил на концертик, напился пива, походя стырил два бумажника и один парик с упитого мерзавца, что оттягивал трусики всем идущим мимо него девушкам в джинсах с заниженной талией. Хотя, что это я, последней он нагло забашлял в лифчик пару тысченок деревянных, нагло облапив их своей жадной лапищей. Даже по взвизгам девушки было понятно - она скорее довольна, чем пристыжена. А мне опять не повезло. Ну ни одна из курочек не клюнула на такого разряженного меня. Может так же начать себя с ними нагло вести? Но, черт возьми, воспитание не позволяет. Хотя, чувствую, скоро я забуду и о нем, стану так же нагло раздевать глазами всех идущих мимо меня девушек и женщин, случайно пошлепывать в общественном транспорте красивых барышень, и заглядывать-утыкаться в, сложенные как на подносе, груди-дыньки. Эх, мааа...-ть. А еще эти события последнего времени. После больницы я стремился как можно скорее влиться обратно в жизнь вокруг и около меня. Подключенные связи, вспомненные старые и забытые друзья. Откупоренная банковская ячейка, все это было включено в мою жизнь, для самого "ее наилучшего развития и процветания". Я даже в бизнес вложился, подкупив несколько акций отечественного производителя. Прогорев, но не в ноль, решил расширить сферу охвата купленных акций, и сейчас даже не понимаю - правильно я это сделал или опять полез не туда куда надо. А потом пришел ВВП и сказал на Экономическом Форуме важные для страны слова. И пришлось срочно покупать зеленые и такие родные бумажки по дважды поднятой цене. И это хорошо, что успел. Некоторые, вон, стонут что не "шмогли-побоялись" и теперь палец сосут. Доллар жил, доллар жив, доллар будет жить. Ибо ни одно нормальное государство не смогло так дорого продать простую резанную бумагу по той цене, по которой ее сейчас продают во многих странах. Не брезгуя заработком, я взял на реализацию пару дел. И уже подсчитав полученный аванс приготовился лететь в жаркую страну, когда один из моих одноклашников пригласил меня на концерт. Не смог отказать, а теперь вот стою, и весь такой красивый, с хаером на башке, и приточенным к ремню спиз..ным скальпом мурла стою и облизываюсь на тоненькую телочку, в объятиях этого же самого мурла. А в ответку мне прилетает голодный взгляд тетки с бронелифчиком "за-пятым не занимать" размером.
Все. Хватит. Бросаю этот чертов отпуск и еду пахать как наш знаменитый раб на галерах. И будь что будет. Трепещите дяди с толстыми бумажниками, я за вами еду.
Подхватив
– Гони, друг.
И он, поняв без слов, рванул с бешенным скрипом тормозных колодок, и понесся прямо по улице. А у меня на душе был дикий страх и понимание, что вот, нашли. И даже не кажется, а точно. Уверен, там и камера стояла для фиксации. Мдаа, влип телок, пора когти срочно рвать. Хоть куда, но срочно и сию секунду. И мы неслись. По спящему городу в сторону выезда на МКАД.
"Хоть бы пронесло, хоть бы пронесло..."
Как мантру повторял я, а сам бешено снимал шнурки с нанизанными на них чешуйками. Складировав это поближе к сердцу в бумажник, опомнился, переложил в парик и засунул за пазуху на пузо, сразу обрел такую необходимую каждому зажиточному мужчине вещь. И понимал - не обошлось. Мляяя.... Ну значит буду бежать, прятаться, врать, воровать, убивать и, вновь, прятаться. Мне не впервой. Так что...
– Поехали, дорогой. Тут останови. Держи еще тысячу. Удачи.
И ловлю еще одно такси, и так раз шесть. Уверен, сегодня на мне эти работники руля и подседельной продажи алкоголя перевыполнили план. А мы будем бежать, бежать и снова бежать, как завещал нам... Хотя, о чем это я....
Глава 7.
Мне кланялись вновь и вновь, стоящие на нашей лестничной площадке. Их было так много, каждый раз, как я выходила за дверь, что эти сборища не могли не привлечь внимания полиции. Но даже с условием их разгона, каждую ночь их приходило все большее количество. Как они умудрялись проскочить всеведающую консьержку, каким образом находили мой адрес, умудрялись забраться в закрытый подъезд - было неизвестно. Они шли и шли. Подходили на улице во время прогулки на детской площадке с детьми, чтобы коснуться хотя бы краешка платья рукой, ловили меня в магазине во время покупок, просили благословения при заключении брака и помолвки. Все это выглядело полным абсурдом. Я не была той, способной им помочь, но они каждый раз получали от меня то единственное, что ждали. Проклятие снималось вновь и вновь. Всякий носящий в себе частичку Хаоса был освобожден от нее. Каждая нежить -помилована. Каждый проклятый -очищен. И даже если они молили меня о казни и освобождении от мук и смерти - все равно, каждый был спасен. Я умоляла их не приходить к моему дому, не трогать детей, сменила место жительство сняв квартиру, но каждый раз они находили меня своим чутьем, и умоляли, умоляли и просили. Я жила в страхе ожидания, что вот однажды придет полиция и тогда... Дальше мое воображение начинало буксовать, прорисовывая одни только шизофренические виды пыток, вплоть до засовывания бутылок.... Ну прочие страхи. А все произошло как-то буднично. На прогулке ко мне подсел довольно-таки молодой человек. Примерно моего возраста, то есть лет 20-25, и предложил- попросил поговорить о сложившейся ситуации. Я сжалась внутренне, и приготовилась только врать, но он сразу поставил меня на место. Рассказал о множестве допрошенных, о сложности контролировать моих посетителей, о том, что они в курсе кто я. Тут просто вскинулась, но не дождалась его торжествующей улыбки. В его глазах стояла печаль. И еще жалость. Он меня жалел. А потом он попросил о встрече. Я отказалась, и он тяжело вздохнув рассказал о той тайне, что свалилась на их отдел. Тайна появления миллиарда ДНК в крови взятой с ног пауков.
Даже мне не было это известно. И конечно, я вновь и вновь отрицала, и гнала его, гнала чуть ли не поганой метлой от себя от своих детей, из своей жизни... Но получила в ответ непонимающий взгляд усталого молодого человека, замордованного начальством и Делом.
В этот момент к нам подошел один из просителей, и, поклонившись мне, протянул руку для прикосновения-благословения к моей одежде. Мне ничего не оставалось делать как пожать ее. Ну не могла же я допустить, чтобы он воочию видел, как дар действует на просящих. Да, у них, по его словам, есть видео записи, да, они со стороны наблюдали не раз, как просящие видоизменялись, но вот так, в шаге от меня... Просто недопустимо. Итак, не глядя на просителя, я пожала ему руку, и он ... рассыпался в пыль у моих ног. Ошарашенный сотрудник полиции, аж отпрыгнул со скамейки, впечатавшись спиной в оградку детской площадки. Его глаза были размером с пол лица, открытый рот в гримасе ужаса прилепился к нему. Он стал похож на тех ненормальных больных шизофренией, что так часто показывают по телеку. И тут Сашка решил поиграть с камешками, что лежали в одной из песочниц. И подкинув один вверх настолько насколько может это сделать полуторалетний ребенок, обрадованно засмеялся. Галька повисла в воздухе и не падала вниз, но сын решил не останавливаться на достигнутом, и подбросил еще и еще один голыш, и те закрутились вокруг него в непонятном хороводе движения планет. Мамочки, те что стояли около той песочницы где водился Сашка, с возгласами восхищения рассматривали двигающиеся камешки, пока касанием руки не сбили с орбиты один из них, и он не упал на землю. Тогда они похватали своих малышей и унеслись в площадки вон, как стая кобылиц в весеннем гоне. А отошедший от изумления полицейский мне предложил продолжить беседу где-нибудь в более спокойном месте. От кого спокойном? От моих детей? От меня? От того непонятного окружения просящих, что жалобно жались по углам двора в котором я гуляла с детьми, боясь подойди в присутствии человека в погонах, и того ужаса, что только что произошло?
Кивнув обреченно я пошла уводить детей домой, хотя и было еще рано. Надо было собрать игрушки, уговорить мальчишек, разобраться, кто из них будет стоять спереди на самокате, а кто сзади. Попросить не плакать проигравшего, а еще надо было уговорить Сашку бросить камни, что летели во след его по воздуху и не желали ни в какую падать.
Полицейский провожал каждое мое действие задумчивым взглядом, от которого мне становилось все страшнее. Ведь кто его знает, что могут эти люди от власти придумать в отношении ко мне детям. Закрыть и меня и детей спрятать и изучать нас как подопытных крыс. А еще ведь можно... Я не успела подумать. Минуя сидящего на скамейке полицейского, ко мне стремительно подошел мужчина в странном одеянии и спросил меня: