Солдат империи
Шрифт:
Иван ткнул мужика стволом в ухо: «Вылазь, приехали...» Тот поднялся, молча ступил на землю, огляделся и остался стоять спиной к телеге.
Между тем подошел Тимофей, отвел лошадь в сторону, не опуская ружья, поддал плечом телегу и сдвинул ее на обочину, потом махнул ямщикам. Кибитки одна за другой проследовали мимо. Из второй выглядывал напуганный купец, крестился...
Иван обернулся к мужику: «Притомился, небось, ожидаю-чи...»
Тот зыркнул исподлобья: «Тебя-то как раз не ждали...»,
Может, и опасался теперь разбойник неосторожной дурости своих товарищей, что притаились неподалеку в лесу, но вида не выказывал. Ате, видно, рисковать тоже не стали.
Тимофей запрыгнул в свою кибитку, Домбровский сидел уже рядом с купцом, Иван пристроился тут же на облучке, ружье меж колен поставил. Ямщики поторопили лошадей.
В Томске распрощались с купцом, отвалил он солдатам по десяти рублей, а поручика долго благодарил да звал при случае заезжать в гости, хотя бы и сюда, в Томск, где у него тоже свой дом имелся.
Через пару дней отправились на пароходе по Оби — как раз открылась навигация — дальше, до Тюмени. Домбровский взял
каюту во втором классе, солдаты разместились в третьем. В пути были с неделю.
От Тюмени до Перми подряжал Домбровский повозки и лошадей — за счет Военного министерства, расплачивался специальными контрамарками. Те же шестьсот с небольшим верст по сухой уже дороге без всяких приключений одолели к середине мая. По такой погоде шинели едва набрасывали на плечи и то, разве что, к вечеру.
В Перми задержались для оформления казенных бумаг на приобретение билетов, отсюда пароходом Общества «Кавказ и Меркурий» отправились по высокой воде к Нижнему Новгороду; через восемь суток, совсем уже теплым летним днем вошли в Волгу.
Пассажиры третьего класса топтались на палубе — готовились к высадке в Казани, хотя времени до прибытия было предостаточно.
В толпе никто толком не заметил, как какой-то мальчонка перевалился через борт, только вскрикнуть успел... Разбаловались ребятишки не в меру, по палубе бегали, толкались... Видно, мать не доглядела...
Сдернул сапоги Тимофей да прыгнул с борта, за ним в воду ушел матрос. Пароход начал резко стопорить машину, и развернуло его боком против течения. Люди на палубе заметались, загомонили, закричала женщина.
Увидел Иван, как через минуту вынырнул матрос, держа перед собой за рубаху пацаненка, перехватил его половчее и поплыл к пароходу.
Тимохи все не было. Глядел Иван на воду сначала без тревоги — ведь на реке же, на Волге вырос его самый близкий товарищ.
Шло время, не отходили от борта пассажиры...
Но не отдавала река Тимофея. Иван стал было сапоги снимать, но подошел к нему матрос в мокрой робе, который мальчишку вытащил,
Заметался Иван, но человека два-три удержали его...
Поник солдат, тоскливо глядел на воду... Может, впервые с того дня, как уходил из родного дома, покатилась по Ивановой щеке слеза, застряла в усах. Подошла к нему мамка баловника, низко поклонилась: «Прости, солдат, за друга-то, прости, ради Христа...»
Поднялся на палубу Домбровский, увидел людей у борта. «Что тут, Иван Арефич...» Тот махнул рукой в сторону кормы: «Евдокимыч... вот...» — и замолчал.
Поручик оглядел толпу, увидел испуганного мальчишку, мокрого матроса и все понял. Постоял еще, без какой-либо надежды вглядываясь в темную воду, а когда пароход вновь зашлепал колесом, снял фуражку, перекрестился: «Пусть земля ему... — и запнулся: — Царство ему Небесное, вечный покой...»
Перекрестился и Иван.
Пароход пошел дальше.
А Тимофея, может, прибило дня через три к берегу, и если нашли утопленника люди, то похоронили его, и коли не размокли в кармане солдатские бумаги, то через месяц-другой попал в полк бланк с печатью от местного пристава, а потом недобрая весть дошла и до дома покойного.
Может случилось так, что и не нашли Тимоху, застряло тело где-то в камышах, и тогда растащили его раки да рыбы...
А перед глазами у Ивана все Тимофей: то грустный, то веселый, то суровый да строгий — и таким случалось видеть его иногда... Терял Иван и раньше товарищей, так то в бою случалось...
Из Нижнего отправил Домбровский письмо жене Евдокимова, а потом, против правил, отдал его награды Ивану — чтоб хранил, а при первом же случае передал в семью Тимофея, сколько бы времени ни прошло...
По прибытии в округ, задержался Домбровский в Вильно, попрощался с Иваном совсем по-товарищески, обещал не забывать. А тот отправился в свою часть.
В июле 1868 года издан был приказ по полку: «...унтер-офицера Арефьева Ивана Арефьевича считать прибывшим из командировки... поставить на все виды довольствия».
Через несколько дней принял Иван под свою команду отделение, познакомился с новичками, переговорил — уже не в первый раз — и со старослужащими, которых хорошо знал раньше, рассказал о долгом пути на Лену и обратно.
Евдокимова искренне жалели солдаты и офицеры, да ведь как судьба распорядиться, никому знать не дано... В каких только делах не бывал Тимофей, все жив оставался, а тут... Своя же река прибрала.
Воскресным днем, чуть освободившись, поспешил Иван навестить старую знакомую — в торговом ряду ее не увидел, вот и отправился к дому.