Солдат Иван Бровкин
Шрифт:
— Любаша.
К Ване подходит улыбающийся Николай Бухаров, дружески запускает пятерню в густую шевелюру Вани и, крепко держа его рукой за волосы, силком сажает на скамейку.
На голове Вани, чуть потрескивая, заработала электрическая машинка. Солдат-парикмахер пятернёй отбрасывает густые кудри волос. Ваня сидит растерянный, смущённый; голова его острижена наголо. На нём солдатская гимнастерка.
На
Ваня, стоя в шеренге бойцов, испуганно следит за движениями Кашина.
Кашин, несколько раз подряд прокрутив фигуру «солнце», соскакивает с турника.
— Следующий, боец Бровкин! — командует сержант Буслаев, ладно скроенный молодой человек с волевым и потому кажущимся суровым лицом.
Ваня робко подходит к Буслаеву и, с трудом подыскивая слова, говорит, показывая на Кашина:
— Я… я так не умею, товарищ сержант!
— Во время занятий не разговаривать! — тихо, но сурово произносит Буслаев и добавляет: — Выполняйте приказ!
Ваня, волнуясь, подбегает к турнику, хватается руками, однако, подтягиваясь, теряет равновесие и беспомощно повисает на вытянутых руках.
— Отставить! — командует Буслаев.
Огорчённый и, как ему кажется, окончательно опозоренный, Ваня отходит от турника.
— Боец Абдурахманов! — обращается Буслаев к маленькому, худому солдату с раскосыми глазами и постоянной улыбкой на лице.
Абдурахманов подходит к турнику и начинает «крутить» самые сложные фигуры с мастерством и изяществом виртуоза.
Буслаев, стоя рядом с Ваней, показывает ему на Абдурахманова и, улыбаясь, говорит:
— Вот видишь? Артист! А год тому назад он тоже… вроде тебя… цеплялся руками за воздух.
Абдурахманов ловко соскакивает с турника и становится в строй.
Впереди бежит Буслаев. Солдаты его отделения, быстро и не утомляясь, следуют за ним. Не привыкший к бегу на длинные дистанции, Ваня отстаёт, тяжело дышит, с него градом льётся пот.
— Отделение! Стой! — командует Буслаев.
Солдаты отделения остановились как вкопанные около навеса со скамейкой. Не шелохнувшись, по команде «смирно» стоят солдаты.
Ваня, уставший от гимнастических упражнений и бега, тяжело дышит. Увидев скамейку, он без команды «вольно» выходит из строя и садится.
Солдаты удивлённо глядят то на Ваню, то на сержанта.
Неожиданно лицо Буслаева становится строгим, и он суровым голосом командует:
— Боец Бровкин, встать!
Ваня, как ужаленный, вскакивает со скамейки и становится смирно.
— Вы что это, — сердито обращается к нему сержант, — в деревне
— Я… товарищ сержант… я…
— Никаких «я», — грозно обрывает его Буслаев.
— Извините… я…
— Стать в строй! — снова командует Буслаев.
Ваня, отчеканивая шаг, становится на место.
— Направо равняйсь! — Буслаев смотрит на ручные часы. — Вольно! — и он уходит от строя.
В строю по команде «вольно» стоят возмущённый Ваня, Абдурахманов, Кашин и другие солдаты. Некоторые из них, глядя на Ваню, откровенно смеются.
— С командиром не спорят, Бровкин! — советует Кашин.
— А чего он ко мне придирается, — сердится Ваня.
— Ничего не придирается, — вступает в разговор Абдурахманов. — Правильно придирается.
Кашин, хитро подмигнув товарищам, говорит серьёзным тоном:
— Вообще наш сержант новичков не любит. Трудно тебе будет, Бровкин!
Абдурахманов, сердито посмотрев на Кашина, искренне негодует:
— Что ты врёшь! Наш сержант хороший. — Он повернулся к Ване. — Не слушай ты Кашина, Бровкин! Сержант очень хороший. Он солдат любит.
— А я попрошу командира роты перевести меня в другое отделение, — упорствует Бровкин.
— Ты думаешь, здесь, как в колхозе, пришёл к председателю и попросил: переведите меня в другую бригаду? Нет, браток, здесь армия, — не без ехидства говорит Кашин и добавляет: — На гауптвахту попасть можешь, а в другое отделение… не выйдет.
— В другое отделение нельзя, — подтверждает Абдурахманов и снова обращается к Ване: — А ты Кашину не верь. Сержант у нас очень сердечный.
— Да, сердечный, чёрта с два! — ухмыляется Кашин.
К строю подходит Буслаев и командует:
— Становись! Равняйся! Смирно! Налево! Бегом! — и солдаты продолжают бег.
В стороне от своего отделения легко бежит Буслаев, всё время сердито оглядываясь на Ваню, который изо всех сил старается не отстать от товарищей.
— Выше голову, Бровкин! — командует Буслаев и неодобрительно смотрит на Ваню.
Бровкин, стараясь держать выше голову, бежит всё быстрее и быстрее.
Вечер. Казарма. Солдаты отделения Буслаева слушают Ваню, который играет на гармони и поёт популярную лирическую песню.
Ваня, замечая, как его песня доходит до сержанта Буслаева, всячески старается усилить впечатление: гармонь чуть не плачет в его опытных руках и голос звучит ещё нежнее и задушевнее.
Кончается песня Вани. Наступает тишина.
Буслаев, покачивая головой и неловко улыбаясь, говорит:
— Душу растревожил! — он дружески хлопает Ваню по плечу. — Молодец, Бровкин! А ну, давай ещё!