Солдат Иван Бровкин
Шрифт:
— Конечно, тебе всё равно. Ты их никогда и не увидишь.
— Почему не увижу? — снова сердится Ваня.
— Отсюда из окна их не увидишь… Для этого надо в город пойти. То есть, говоря по-нашему, по-солдатски, надо иметь увольнительную. А тебе её не видать, как своих ушей!
— Я вижу, ты сегодня тоже никак загораешь, — с усмешкой замечает Ваня.
— Нет, брат, — улыбаясь, отвечает дневальный. — Через час сдаю дежурство и — в город! Вот увольнительная. — Он показывает
На фото во весь рост снят дневальный под руку с толстой курносой девушкой со смеющимся лицом.
— Нравится? — слышен голос дневального.
— А ну-ка, отойди от меня, занимайся своим делом! — наступает на дневального вышедший из себя Ваня.
— Мне на сегодня дел хватит. Тебя, чудака, жалко стало. — И дневальный идёт к двери.
— Нечего меня жалеть! — сердито бросает ему вслед Ваня. — Тоже мне… утешитель нашёлся!
Ваня подходит к койке, садится спиной к стоящему у дверей дневальному, берёт гармошку и, перебирая лады, тихонько наигрывает какую-то мелодию.
Мимо вытянувшегося дневального проходит капитан Шаповалов.
Ваня слышит приближающиеся шаги и, думая, что это опять дневальный, вскакивает с койки.
— Чего ты пристал ко мне как банный лист?
Он поворачивается — и неожиданно видит перед собой Шаповалова.
— Простите… Простите, товарищ капитан.
— Ничего… ничего! Садись, Бровкин! — говорит капитан и сам садится. Как бы невзначай, он спрашивает: — А где остальные?
— В городе… Гуляют, товарищ капитан, — докладывает дневальный.
— Ах, да… сегодня ведь воскресенье, — как будто вспоминает капитан. — Чего же ты стоишь, Бровкин? Садись.
Ваня неловко садится.
— Да-а… Нехорошо получается, Бровкин, — после долгой паузы обращается к нему капитан. — Чего молчишь?
— Да, нехорошо, товарищ капитан, — тихо отвечает Ваня и снова встаёт.
— Садись! — мягко приказывает капитан.
Ваня снова садится.
— Можешь ты мне по-дружески сказать, что тебе мешает хорошо заниматься и быть дисциплинированным солдатом?
— Ничего не мешает, товарищ капитан, — чуть не плача, шепчет Ваня.
— Может, перевести тебя в другое отделение? Может, к тебе сержант придирается? А?
— Нет, товарищ капитан. Сержант — хороший командир, — опустив голову, говорит Ваня. — Мы все его любим.
— Нет, видать, ты его не уважаешь. С командиром, которого уважаешь, так не поступают, Бровкин. Я ему за тебя выговор объявил.
— Знаю, товарищ капитан! — еле выговаривает Ваня, и глаза его наполняются слезами.
Шаповалов делает вид, что не замечает
— Это у тебя тульская?
— Тульская, товарищ капитан, — проглотив слёзы, отвечает Ваня.
— Я тоже когда-то играл, — словно вспоминая, говорит капитан и, взяв в руки гармонь, не глядя, начинает подбирать мелодию. Улыбаясь, покачивает головой. — Забыл… Не выходит… А ты помнишь?
— Помню, товарищ капитан.
— А ну сыграй, — говорит капитан и протягивает ему гармонь.
Ваня тихо наигрывает мелодию. Капитан внимательно слушает.
— А тебя, должно быть, в деревне любили, Бровкин?
Ваня неловко молчит, ещё тише играя на гармони.
— Незаменимый гармонист, первый парень на деревне, — улыбаясь, продолжает капитан. — Гулянки, свадьбы, посиделки — всё за тобой… Правду я говорю или нет? — настойчиво спрашивает Шаповалов.
— Правду, товарищ капитан, — тихим голосом отвечает Ваня.
— Музыку твою, песни твои любили, а вот человека из тебя забыли сделать… Вот как оно получается, Бровкин. — И капитан, взяв из рук Вани гармонь, снова начинает подбирать какой-то мотив.
— Как фамилия председателя вашего колхоза? — спрашивает Шаповалов, продолжая наигрывать на гармони.
— Коротеев, товарищ капитан.
— Наверное, какой-нибудь чудак? — как бы мимоходом осведомляется Шаповалов.
— Он хороший человек, товарищ капитан, — всё ещё не глядя в глаза командиру, говорит Ваня.
— У тебя, я вижу, все хорошие, — замечает капитан, делая вид, что увлечён гармошкой. — А сын у него есть?
— Нет, сына нет… Дочка есть.
— Ах, дочка! А сколько ей лет?
— Восемнадцать.
— Как звать?
— Любаша, — почти шёпотом произносит Ваня.
Капитан начинает играть громче и спрашивает:
— А дочка красивая?
Ваня сидит с опущенной головой и уже ничего не отвечает.
А капитан, наигрывая на гармошке, продолжает разглядывать Ваню, который стесняется поднять голову.
Отложив гармонь, Шаповалов вынимает из кармана блокнот, пишет записку и, сложив бумагу вдвое, кладёт туда два театральных билета.
— Бровкин, знаешь, где улица Ленина?
— Знаю, товарищ капитан! Там, где городской сад.
— Могу я попросить тебя отнести записку и билеты моей жене? Я сегодня занят и в театр не попаду.
— Есть отнести, товарищ капитан! — отвечает Ваня, стоя навытяжку.
— Можешь остаться в городе до вечерней переклички. — Шаповалов протягивает Ване пропуск.
— Спасибо, товарищ капитан! — задыхаясь от волнения, говорит Ваня. — Разрешите идти?