Солдат, сын солдата. Часы командарма
Шрифт:
— Это кто же петух, а кто кукушка? — спросил Сергей.
— Ну, ладно, ладно, не обижайся. Потом разберемся в этой птичьей проблеме. А сейчас двигай, Бражников, дело срочное. Клубная машина недалеко отсюда. Спустишься вниз километра два, пройдешь деревушку, и сразу за ней налево ущелье. Понял?
— Так точно, понял, — не очень бойко ответил Сергей. Ему не по душе пришлось это поручение. Неудобно перед товарищами. Подумают: комсорг к легкой жизни потянулся. Поди объясни им потом.
— Двигай, двигай, Бражников, — нетерпеливо поторопил его Саврасов. — Аллюр — три креста.
«Аллюр —
Казалось, что будто по военной надобности деревушку эту тоже замаскировали под общий тон. Тот же дикий, неотесанный серый камень, что и повсюду здесь, в горах. Из него сложены низкие, по пояс, заборы, овчарни, коровники и прижатые к земле тяжелые темно-серые, похожие на обломки выветренных скал дома. Только по дыму, что вьется над плоской кровлей, можно догадаться, что это жилье человека. И еще по собакам. Собака не волк, она не может жить в одиночку. Она живет при человеке. Она защищает его стадо от хищников, охраняет его дом от недругов.
У каждого дома — собаки. Коротконогие, лохматые, они, изготовясь к бою, стоят на границах хозяйских владений и, оскалив зеленоватые клыки, настороженно смотрят на прохожего.
Собаки стоят неподвижно, молча.
Прохожий идет посередине улицы. И пусть себе идет. Вот если он сунется к воротам — тогда другое дело. Тогда... лучше и не думать, что будет тогда.
Сергей даже поежился. Такой неприятный холодок пробежал по спине. Ну и звери! Подальше от них. Скорее бы выйти за околицу. Вот и последний дом. Он не похож на другие: наружные, наверно недавно сложенные, стены оштукатурены, крыша железная, двускатная, но и на нее навалены те же серые камни. «Это чтобы ветром не сорвало», — подумал Сергей.
У ворот этого дома стоял мальчуган лет пяти. Левой рукой он крепко, по-хозяйски держал за ошейник рослую и, должно быть, злую овчарку. На ошейнике тускло поблескивали острые стальные шипы. «Против волка, чтобы не добрался до глотки», — догадался солдат.
Увидев чужого, овчарка рванулась, но мальчик строго прикрикнул на нее, и она покорно улеглась у его ног.
Когда Сергей поравнялся с мальчуганом, тот выпрямился, откинул назад голову и, приложив руку с растопыренными пальчиками к изломанному козырьку своей непомерно большой, видимо отцовской, фуражки, уставился на солдата немигающими черными глазами.
Таких огромных, удивительно сияющих глаз Сергей, пожалуй, никогда еще не видел. Лицо у мальчугана тоже удивительно красивое, хотя и замурзано до невозможности. И одет он не совсем обычно: и по-городскому, и по-деревенскому одновременно. На нем нарядная новенькая матроска и короткие штанишки. Зато на ногах у него домашней вязки пестрые носки и крохотные лапотки из сыромятной кожи, так называемые каламаны, которые обычно носят горцы-пастухи.
Сергей козырнул мальчугану и рассмеялся. «Какой забавный парнишка!»
— Вольно! — сказал Сергей. — Сам когда-то в лапотках ходил.
— Здравстуй,
— Ты по-русски понимаешь? — спросил Сергей.
— Здравстуй, здравстуй, товарич, — повторил мальчик. Должно быть, он знал по-русски только эти два слова.
— Понятно, — сказал Сергей. — Подрастешь — научишься. — И протянул руку, чтобы погладить мальчика.
Овчарка сердито заворчала и угрожающе щелкнула зубами. Мол, разговаривать — разговаривайте, это дело ваше, человечье, но руками не размахивать, не то оттяпаю...
Сергею волей-неволей пришлось отказаться от своего доброго намерения.
— Ох и злюка, — сказал он. — Как таких земля держит!
Мальчуган, кажется, понял, что солдат недоволен его собакой. Он вдруг обхватил обеими ручонками хищную морду овчарки и прижал ее к себе. Смотрите, мол, как я ее люблю.
— Ладно, ладно, — согласился Сергей. — Верю, что она у тебя хорошая.
На голос Сергея выглянула на мгновение из дому молодая женщина с такими же черными, как у мальчугана, глазами и, одарив солдата ослепительно белозубой улыбкой, скрылась. И тотчас вышел за ворота высокий, горбоносый старик в мохнатой чабанской шапке, в накинутой на плечи овчинной шубе.
— Привет дорогому гостю, — сказал старик и протянул Сергею руку.
— А я не в гости, папаша, — ответил Сергей. — Я мимо иду.
— Эх, — вздохнул старик. — Всему вас учат, а вот одному не научили...
Сергей уже понял, что допустил какую-то ошибку. Но какую? Плохо, когда не знаешь местных обычаев.
— Я по делам иду, — поправился Сергей. — Выполняю срочный приказ.
— Да, да, понимаю, приказ, — подтвердил старик.
— Да вот невольно остановился, — улыбаясь, сказал Сергей. — Мальчишка у вас очень славный.
— Хорош, — сказал старик. — Внук. Умница. Очень вашего брата солдата любит. Три дня, как военное учение идет, солдаты идут, танки идут, а он у ворот стоит — честь отдает. Никак в дом не затянешь. Беда.
— Почему же беда? — возразил Сергей. — Ему же интересно. А как его зовут?
— Ватутин.
— Как? — удивился Сергей.
— Ватутин, — повторил старик. — Когда Киев освобождали, мой сын, отец этого мальчика, был солдатом у Ватутина. Большой был генерал товарищ Ватутин, хороший человек. Дай бог, чтоб мой внук вырос таким человеком. Я своим умом так думаю! раз у мальчика такое хорошее имя — сам он не захочет быть плохим. Стыдно ему будет. Верно я говорю?
— Верно, папаша.
— А как тебя зовут?
— Сергей.
— Тоже хорошее имя, — вежливо похвалил старик.
— Обычное, — усмехнулся Сергей. — Можно у вас попросить водички, папаша?
— Нет, — нахмурившись, сказал старик, — воды я тебе не дам.
Сергей пожал плечами:
— Воля ваша, отец.
— Нет, не моя это воля, — возразил старик. — У нас в Грузии обычай такой: гостю вино подносят, а не воду.
— А вы разве грузин? — спросил Сергей.
— Армянин. Но что из этого? Я всю жизнь живу на грузинской земле, и грузинский обычай — мой обычай. Заходи в дом, Сергей. Выпьешь стаканчик молодого вина, маджари, надолго жажду утолишь.