Солдат
Шрифт:
— Попробуем просочится на стыке? Вот здесь, или здесь. Нам на юг, к Новым Вишерам. По-другому не получится никак.
Якут молча покачал головой.
— Ну а как? — вспылил Иван. — Не идти же навстречу этим, которые, умеют леса ходить, как ты говоришь. Кто они такие? Диверсанты, разведчики?
— Сельезные, — якут уважительно поджал губы. — Луссе сем остальная немса. Но их мало. Тли десятка, мосет сетыле или пять.
— И что?
— Я восьму на сибя их, — спокойно и серьезно заметил якут. — Уведу столона.
— Да иди ты нахрен! — взорвался Ваня. — Хватит уже. На себя он возьмет. Второй раз может уже не получится.
— Не ругаисся!
— Да пошел ты…
— Сам посол…
Последующий спор ни к чему не привел. Ваня серьезно поругался с Петрухой, но так ни о чем с ним не договорился.
Якуту словно вожжа под хвост попала, да и сам Иван никогда не отличался покладистостью. Но немного поразмыслив, Ваня решил немного сгладить конфликт, ругаться с единственным человеком, который мог спасти группу, показалось ему совершенно идиотской затеей.
— Пойми, Петруха, без тебя мы сгинем. Не потяну я сам, не выведу женщин. Зачем тогда спасали?
— Ты быстло бегаис, — ехидно бросил якут.
Иван хотел в ответ в очередной раз послать его куда подальше, но сдержался:
— Я хорошо, да, ты прав, но они — плохо. А бросать их я не буду. Сам понимаешь, что получится. Впрочем, поступай как знаешь. Заставлять я тебя не буду. Приказать тоже не могу.
Якут помолчал, а потом тихо сказал:
— Я сколо умилай…
— Что случилось? — Иван ошарашенно уставился на него. — Заболел?
Петруха опять помедлил и признался.
— Деда скасал.
— Чего? Какой деда? Местный дед? Где ты его встретил?
— Моя деда говолил! — якут зло зыркнул на Ваню. — Не понимаис?
— Понятно… — Ваня начал подумывать, что Петруха свихнулся или обожрался мухоморов, которые тайком собирал.
— Во сне с ним говолить, я спать, он плиходить, — буднично пояснил якут, словно разговаривать с умершими родственниками было для него совершенно обычным делом. — Деда осень умный был, когда есе сивой был, умел говолить с пледками и духами, саман его осень не любить, потому сто людь не к нему, а к деду ходить, совет спласивать.
— Тогда все понятно, — на всякий случай поддакнул Ваня. — А раньше, раньше ты с ним уже лазговаливал… тьфу ты, то есть, разговаривал?
Петруха кивнул.
— Один лас. Совет спласивал. Сениться хотел, сплашивал на ком. Было две девка, котолый хотел, какой сам не снал.
— И что он сказал?
Петруха обиженно нахмурился, помолчал и нехотя выдавил из себя:
— Скасал — я дулак, сказал на тыхы эхэ сенис. Баба медведь сенис. На… мед… медведиса по лусски…
— Ну… — Ваня не нашелся что ответить.
— Вледный дед был, — посетовал Петруха. — Вледный остался, когда умел. Еще больсе стал вледный и слой. Но плавда скасал, тот
— А сейчас что ты спрашивал? И что он ответил?
— Спласивал — как дальсе быть. Он скасал… опять скасал — я дулак. Есе скасал помилать будес сколо, потому что дулак. Вот я и хотел умный дела делать, стобы не дулак…
«Пошли в жопу твоего деда!» — посоветовал Ваня Петрухе, но только мысленно.
— Ты, навелное, плав, Ванюска, — вдруг кивнул якут. — Надо думать свой голова, не деда. Засем сталый дулак слусать? А помилай… помилай успею всегда. Давай делать так… севодня посно усе, савтла лано выходим, будем плобовать выходить сдеся… — он показал веточкой на карту. — Севодня много кусать и спать, стобы сильный быть…
Из кустов малины появилась Динара Хусаинова, застенчиво застыла, не доходя пары шагов до Вани с Петрухой и тихо, отчаянно стесняясь, пробормотала.
— Я там еду приготовила…
Хусаинова тоже особо не обременила себя одеждой, на ней, как и на Елистратовой, была одна нижняя рубаха, размеров эдак на три больше, сидевшая на ней как колокол. Из этого «колокола» торчали тоненькие, кривоватые ножки, казавшиеся еще более тонкими и кривоватыми, оттого, что икры болтались в широких голенищах сапог.
Но Петруха, похоже, испытывал то же самое, что Ваня часом раньше при виде Варвары Сергеевны. Якут широко вытаращил на девушку глаза и даже открыл рот.
Хусаинова совсем засмущалась, что-то буркнула и сбежала.
— Нравится? — Ваня толкнул Петруху локтем в бок.
— Ага, нравися, — якут судорожно сглотнул. — Класивый девка. И умный. Молсит больсе сем говолит…
— Так поговори с ней. Просто поговори, — посоветовал Ваня, вставая. — Только сначала вымойся.
— Засем?
— Затем.
— Холосо, идем кусать…
Женский личный состав уже собрался около покосившейся избушки. В зимовье нашелся древний, медный котелок и этот котелок сейчас булькал на костерке.
Машка при виде Ивана сразу же скорчила недовольную рожу и даже отвернулась. Варвара Сергеевна, выглядела, как всегда, прекрасно и, как всегда, невозмутимо. Правда в ее глазах играли лукавые смешинки, когда она смотрела на Ваню.
— Вот, возьмите, — Динара подала Ивану большую деревянную ложку, выстроганную по пути якутом.
Ваня чертыхнулся про себя, как командир отряда, он автоматически право распределять пайку, что сильно смущало Ивана.
Маша и Варвара Сергеевна тут же протянули крышки от котелков и требовательно, с намеком, уставились на Ваню, мол, делай выбор, кому первой набирать.
Иван плюнул мысленно и первой навалил варева Хусаиновой, потом Петрухе, а уже дальше, Маше и Варваре Сергеевне, за что был удостоен крайне пренебрежительных взглядов.