Солдат
Шрифт:
— Иван… — после короткой паузы ответил Ваня.
— Тоже Ганс, значит, — почему-то обрадовался немец. — Мы, в некотором смысле твои должники с Ральфом и Вилли. Да, Ральфи?
— Угу, — хмыкнул коренастый коротышка справа. — Наши по этим чертовым болотам топают, а нас везут, и мы будем ночевать в тепле и безопасности. Дай ему сигарету Ганс, не жмись.
— О чем вы там болтаете с пленным, засранцы? — из кабины раздался голос третьего немца.
— Да ничего такого, спросили, как его зовут и все, — заторопился Ганс. — Все, уже молчим, молчим.
Он с виноватой гримасой пожал плечами, выудил из мятой пачки сигарету и сунул ее Ивану
Иван торопливо затянулся, поднял голову и посмотрел на серое небо.
«Может признаться этим, как их там, абверовцам, что я из будущего? — мелькнула у него вялая мысль. — Все сразу закончится, пылинки будут сдувать. В Берлин отвезут. Может Гитлера увижу. Расскажу ему чем война закончилась. Может… может… — он про себя хмыкнул и горько выругался. — Ну ты и сука, Ваня, редкостный выблядок, мразь, конченная…»
Желание рассказывать о себе абверовцам сразу куда-то исчезло. Вместо него появилась твердая решимость перед смертью забрать с собой хотя бы одного фрица.
Он попробовал путы на запястьях, но даже не смог пошевелить запястьями — связали его профессионально.
Тогда Иван стал прикидывать, как половчее боднуть охранника, но машина уже въехала в село.
А еще через несколько минут остановилась возле большого длинного одноэтажного кирпичного дома, во дворе которого стоял камуфлированный легковой Кюбельваген [29] и Опель-Блитц [30] с будкой, над которой торчала высокая радиоантенна. Дом Ваня опознал, как школу, на нем ещё осталась вывеска.
29
Volkswagen Typ 82 (K"ubelwagen) — германский автомобиль повышенной проходимости военного назначения, выпускавшийся с 1939 по 1945 год, самый массовый автомобиль Германии времён Второй Мировой войны.
30
Opel Blitz (нем. Blitz — молния) — немецкий грузовой автомобиль, ранние модели которого активно использовались Вермахтом во Второй мировой войне.
— Приехали, — радостно сообщил Ганс. — Посидите пока, а я доложусь.
Немец выпрыгнул и подошел к постовым возле крыльца.
Через пару минут он вернулся уже с ними и скомандовал.
— Разгружайтесь.
Женщин и Ивана вытолкали из кузова, после чего отвели в пристроенный к школе сарай, но Ваню на пороге развернули и повели в школу.
В небольшой комнате, на двери которой еще сохранилась табличка: «Директор» за столом сидел и курил немецкий офицер в звании капитана. Худощавый, в застегнутом на все пуговицы кителе и чисто выбритый. Красивый, холеный, но какой-то серый и безликий. Возможно из-за бесцветных глаз.
Иван перешагнул порог, гауптман помедлил, потом показал глазами на табурет перед своим столом, а потом на чистом русском языке, приветливо предложил Ивану.
— Присаживайтесь.
Ваня даже невольно вздрогнул, так как не ожидал, что с ним будут разговаривать на русском, да еще на таком идеальном.
— Присаживайтесь, присаживайтесь… — повторно предложил немец. — В ногах правды нет.
Ваня медленно сел. Солдаты заняли места возле двери.
— Если пообещаете, что не будете
Иван машинально кивнул.
— Хорошо, вас скоро развяжут, — пообещал немец. — Для начала разговора, я представлюсь. Я капитан Иоганн Хенке, какую организацию я представляю вы узнаете, немного позже. Теперь ваша очередь.
— Красноармеец Куприн Иван Иванович, — тихо ответил Ваня.
— Насколько я понял, вы говорите на немецком языке? — гауптман перешел на немецкий.
— Говорю, — подтвердил Ваня. — Хотя вы говорите по-русски лучше, чем я по-немецки.
Он решил вести себя хорошо, до того самого времени, пока ему развяжут руки, а потом попытаться отобрать у одного из солдат карабин. Ну а дальше забрать с собой на тот свет сколько получится немцев. Умереть он по-прежнему не боялся. Но спешить тоже не хотел, потому что где-то в глубине души теплилась надежда сбежать и освободить женщин. Совершенно призрачная надежда, Иван прекрасно понимал, что никаких шансов нет и не может быть, но все-таки решил хотя бы попробовать.
— Не прибедняйтесь, Иван Иванович, — вежливо отрезал офицер. — Итак, Иван Иванович, нам предстоит долгий и серьезный разговор и только от вас зависит, в каком стиле мы будем общаться. Для того, чтобы помочь сделать выбор, я вкратце обрисую ваши перспективы. А они, как бы странно это не звучало, в случае если мы найдем общий язык — очень и очень неплохие. Не спешите, у вас есть время подумать.
Ваня помедлил, изображая раздумья, а потом выдавил из себя:
— А можно поподробней о перспективах.
Немец улыбнулся:
— Мне нравятся деловые люди. Но забегать вперед не стоит. Лучшая перспектива для вас сейчас, Иван Иванович — это жизнь. Ее я вам гарантирую. Как говорят у вас: а дальше посмотрим. Для начала попробуйте убедить меня в своем желании жить. Итак, с какой целью вы были заброшены в тыл?
— Ликвидировать командный состав второй ударной армии, — соврал Ваня. — В целях предотвращения сдачи в плен. В группе было восемь человек, после ликвидации Власова мы разделились на четыре пары. Я с напарником встретили женщин и решили попытаться вывести их к своим…
Ничего придумывать не пришлось, Ваня озвучил то, что, вероятней всего, хотели от него немцы. Расскажи он свою настоящую историю, ему бы не поверили.
— Отличный задел на будущее, Иван Иванович, — гауптман довольно кивнул. — А теперь обо всем подробней. Начнем с вашей биографии…
Иван чертыхнулся про себя, но ответить не успел, потому что зазвонил телефон. Капитан коротко переговорил с каким-то полковником, досадливо поморщился и сообщил Ване.
— К сожалению, Иван Иванович, нам сегодня не удастся побеседовать. Но мы обязательно встретимся завтра. Я прикажу вас развязать и покормить. Мой искренний совет: продолжайте в том же духе. Вы слишком молоды, чтобы губить свою жизнь.
Ваня кивнул и тихо попросил:
— Хорошо, я не собираюсь играть в героя. Но с моей стороны тоже есть условия. Первое — покормите и женщин, которых привезли со мной. Поверьте, вы не пожалеете.
Немец улыбнулся, кивнул, после чего немец приказал солдатам вывести Ивана из кабинета.
Ваню отвели в сарай, где и закрыли в темном чуланчике. Но руки все-таки развязали.
Иван привалился к сырой, прохладной стенке и, болезненно морщась, принялся тереть запястья. А после того, как размял руки, попытался проанализировать ситуацию.