Солдаты милосердия
Шрифт:
Минуту-две спустя за ним последовал другой, затем третий… Лес наполнился сплошным грохотом. И я поняла, что настал час главного события, к чему мы готовились, чего ждали с необъяснимым душевным трепетом.
Было слышно, как головной танк, выйдя на большак, направился в сторону Обояни, а за ним следом, с небольшими интервалами, танки все шли и шли. Такая грозная сила!
Казалось, не затих еще грохот танков, как воздух потряс гул орудий. Началась артиллерийская подготовка перед наступлением.
Били уже не зенитки, которых мы наслушались вдоволь, к которым привыкли.
Таким осталось в памяти начало Курской битвы.
С началом боев сразу же стали поступать и раненые. Да в таком количестве, что можно было бы и растеряться — с чего начать?
Через несколько часов все подготовленные помещения были уже заполнены. Пришлось развертывать палатки. Остро почувствовался недостаток в обслуживающем персонале.
Раненые прибывали и прибывали. Кто ранен в руку, кто — в ногу, кто задыхался от проникающего ранения в легкие. Кто-то лежал молча, без движения — без сознания, а кто-то стонал, страдая от невыносимой боли. И хотелось поскорей помочь каждому или хотя бы немного облегчить страдания.
Вот так мы впервые оказались на самом острие войны, почувствовали ее жестокость, увидели ее страшное кровавое лицо.
Сутки и вторые не выходят из операционной и перевязочной врачи и сестры и все же не могут своевременно оказать, помощь всем раненым. Их поступает во много раз больше, чем успевают за это время перевязать и прооперировать. А потому медработники сами нуждались в экстренной помощи. И когда прибыла к нам запрошенная руководством госпиталя группа медиков, мы поняли, для чего нужны спецгруппы, которые формировались вместе с нами. Это небольшой самостоятельный отряд, в составе которого находились врачи, сестры и санитары. Его назначение — помощь в работе полевых госпиталей и медсанбатов.
Ведущий хирург Окс вызвал меня в операционную. Операции шли пока на двух столах. За первым оперировала Вера Петровна Чигогидзе. Она, как наиболее опытная, получившая практику в тыловых госпиталях, сейчас оперировала самостоятельно, с помощью операционной сестры Мили Бойковой. У второго стерильного стола стояла Шура Гладких. Оперировали капитан Окс и Ирина Васильевна Кабакова.
— Займи место наркотизатора, — говорит мне капитан Окс, смазывая йодом операционное поле на бедре больного.
Чуть успели закончить операцию — удалить огромный осколок снаряда, застрявший в мышце бедра, — как занесли бойца с проникающим ранением в грудную клетку. Человек в критическом состоянии. Задыхается. Воздух со свистом проходит через рану в легком. Это сложная операция. Чтобы добраться до легкого, прежде нужно скусить ребро, а может, и два.
Время идет. Больной устал. Хирург плотно закрывает рану стерильной марлевой салфеткой и просит подышать:
— Отдохни, голубчик…
И снова работает. Уже на легком. Вместе с больным задыхаются все, кто здесь присутствует…
Наконец все облегченно вздохнули, закончилась операция.
Прошла неделя напряженного труда. Нагрузка оказалась слишком
После жесточайших боев на Курской дуге вражеские войска на большом участке фронта были оттеснены. Поступление раненых резко сократилось.
Неожиданно в наше расположение прибыл коллектив другого госпиталя. Это был госпиталь второй линии, который должен принять находящихся здесь раненых, продолжить оказание им помощи, подлечить послеоперационных, затем эвакуировать в тыл.
А нам срочно предстоит свернуть свое хозяйство и двигаться вперед.
Машин мало. Всего две. И потому, пока они перевозят имущество на новое место работы, медперсонал пойдет на помощь коллективу ХППГ-5149, который теперь был впереди нас и тоже трудился с большой перегрузкой.
Врачи и сестры, перекинув за спину вещевые мешки, отправились в путь пешком. С утра день был ясным, но через несколько километров пути небо нахмурилось. Пошел мелкий затяжной дождь. К вечеру дороги были размыты и размешаны в жидкую кашу военным транспортом, идущим туда и обратно.
Одежда на нас давно промокла. Ботинки наполнились грязной жижей, и в них хлюпало. Проходящие машины то и дело обдавали нас с головы до ног грязью. Все были серьезны и задумчивы, потому что в дороге быстро устали. Пришлось сбавить ход. Когда стемнело, вообще невозможно стало идти. Мы то и дело сбивались с тропы и проваливались в грязь по колено, не зная, куда свернуть от машин, идущих без света прямо на нас.
Первый поход оказался не из приятных. Шли и сочувствовали бойцам-пехотинцам, кто постоянно, в любую погоду, находился в окопах или переходах, кому нужно пройти не только самим по грязи, по болотам и другим малопроходимым местам, но и пронести оружие и боеприпасы. Вот где требовался солдату запас терпения и выносливости.
С приближением к линии фронта усиливался артиллерийский гул, разгоралось зарево. Небо становилось кроваво-красным от пожарищ и постоянных вспышек зарниц. Мне казалось, что подошли совсем близко к переднему краю, а тянуло все ближе. За несколько дней уже свыклись с постоянным раскатистым громом войны, и страх притупился. Сейчас, наоборот, хотелось заглянуть туда, где производился этот грохот, посмотреть — что же там происходит?
Прибыли в небольшое село, освобожденное несколько дней назад, где и развернулся ХППГ-5149.
Госпиталь был переполнен ранеными. Сбросив промокшие гимнастерки, чуть отмывшись от грязи и наскоро перекусив, мы приступили к работе.
В операционной, развернутой в полуразрушенном здании школы, группа медиков словно не замечала того, что происходило за стенами дома. Здесь перевязки и операции шли на восьми столах. На одном из них, готовясь к пятиминутному сну, «раз-два-три…» считает раненый, На другом, просыпаясь, но еще находясь под действием наркоза, больной почему-то плачет и бранится, а на третьем — поет песни…