Солги обо мне. Том второй
Шрифт:
Хотя, если хорошенько покопаться в прошлом, сложить все те звоночки, которые я замечал, но которых никак не мог понять, то получается, что они могли быть знакомы еще до того, как я ее встретил. Но… наверное, расспрашивать его об этом сейчас - не самая лучшая затея. Тем более, нам и так будет о чем поговорить.
В тот день, когда родила Ника, в том «санатории для людей с особенными потребностями» одна из пациенток все-таки не выдержала бренности бытия и отправилась в лучший мир вместе с ребенком в животе. Правда, ему было всего семь месяцев (так мне рассказала Тамара,
Ладно, самое время вернуть пидару его «подарочек», о котором я не просил.
Глава сорок третья: Венера
Глава сорок третья: Венера
Когда-то я думала, что пережить большее горе, чем потеря любимого человека, просто невозможно. Что это апофеоз всей боли, которая только может существовать в мире, концентрат яда такой силы, что те, кто смогут его перебороть, выйдут из этой мясорубки такими сильными и закаленными, что уже никогда и ни перед чем не согнуться.
Тогда я еще не знала, что такое потеря ребенка.
Маленький комочек жизни, который рос внутри все эти месяцы, который был единственным смыслом в жизни и ради которого я заставляла свое сердце биться. Практически в буквальном смысле. Я видела его - лежащего на медицинской перчатке. Такого крохотного и беспомощного, совершенно… беззащитного перед миром, который сделал все, чтобы не дать ему жить.
Или это сделала я?
Часть моей жизни снова исчезает в черной дыре безвременья.
Я прохожу долгую реабилитацию, как мне говорят, после клинической смерти. Будто бы мое сердце остановилось на целых сто пятьдесят шесть секунд - и только героические усилия врачей смогли снова его запустить. Еще одна непонятная аллюзия, которую я вынашиваю в себе, словно математик - задачу века. По этой земле ходит столько людей, жизнь которых обрывается в самые счастливые и радостные моменты их жизни, а меня, сломанное существо, снова и снова, и снова возвращают обратно. Как будто есть какая-то высшая мера боли страданий, которых я еще не достигла, но по рассуждению Вселенной обязана достигнуть.
На улице уже июль.
Теплый и дождливый. Залитые солнцем дни меняются затяжными ливнями по ночам. Я теперь так плохо сплю, что смотреть на узоры от дождевых капель по стеклу - практически, единственное мое развлечение.
Олег снова перевез меня под присмотр других врачей. Кажется, ему доставляет особую садистскую радость наблюдать за тем, как люди в белых халатах выкапывают из меня остатки жизненных
Та белокурая врач сказала: «Он бы все равно не был полноценным». Видимо, в ее рациональном мозгу эти слова должны были как-то облегчить мое материнское горе. Помню, как мозг понимал, что отвечать ей не нужно и вступать в разговоры тоже, а потом вдруг уже вишу на ней, как сумасшедшая, и с диким криком пытаюсь выцарапать ее холодные глаза. Кажется, это стало последней точкой, после которой Олег решил подыскать для меня более «комфортное» (так он это объяснил) место.
— Мне кажется, сегодня у вас хорошее настроение, Вероника, - говорит мой мозгоправ - моложавый мужчина пухлой комплекции, от которого всегда пахнет йодом и бинтами.
Наверное, это жутко дорогая нишевая парфюмерия, но каждый визит к нему ассоциируется у меня с долгой очередью в детской поликлинике, когда я была очень болезненным ребенком - и мама часто таскала меня по врачам в поисках очередного «диагноза».
— Вам кажется, - спокойно отвечаю я.
Что бы там они не думали, какие бы приказы Олега не отрабатывали, одно мне известно наверняка - я не сумасшедшая. И все те вещи, которые пыталась сделать - делала совершенно осознанно, а не по велению шепота в голове.
— Ну вот, - доктор улыбается и записывает что-то в свой большой кожаный блокнот, - вы определенно идете на поправку. Что думаете о выписке?
Я безразлично киваю, даже особо не понимая, должно ли это означать согласие или нет.
Сегодняшний сеанс был коротким - всего минут тридцать вместо привычных полутора часов. И сегодня он даже не пытался вытащить из меня признание о несуществующих детских травмах. Но раз сам спросил, наверное, поступила новая разнарядка от Олега на тему того, что со мной делать дальше.
Неужели Олег решил забрать меня домой?
— Я думаю, Вероника, вам давно пора на выписку.
Доктор говорит это так воодушевленно, что на мгновение внутри меня появляется мысль о том, чтобы на ходу сочинить какую-то дичь и выдать ее за очередной «симптом». Но потом я вспоминаю, что здесь не считают меня сумасшедшей - здесь просто лепили из меня дуру, пока это было нужно. Очевидно, теперь в этом нет необходимости.
Пока думаю об этом, доктор участливо кладет ладонь мне на колено и сжимает пальцы, как будто пытается «пожать» его в знак добрых намерений.
Меня триггерит.
Именно это слово почему-то сразу приходит на ум. Услышала его в какой-то умной передаче и, кажется, оно обозначает слишком резкую реакцию на действия, которые не несут в себе ничего плохого, но для человека с триггером являются отсылкой к какой-то его психологической травме.
Я уже поняла, что мои травмы - это касания.
Мужские касания и даже в некоторой степени мужские знаки внимания.
Доктор только дотронулся, а моя внутренняя пружина сжимается до упора и так же резко распрямляется, заставляя вскочить на ноги, словно ошпаренную.