Солги обо мне. Том второй
Шрифт:
То, что Олегу могу дать только я. То, что он всегда от меня хотел.
И по счастливому стечению обстоятельств - это единственное, что сможет помочь мне жить.
— Я вернусь на сцену, - говорю я и безошибочно угадываю триумф в его мгновенно расширившихся зрачках.
– Стану Примой. Все, как ты хотел.
Он может получить любую женщину. Любая купится на это звериное обаяние, на деньги, на умение сделать «красиво» и дорогие подарки. На поездки, на харизму. На умение трахаться, чего уж там.
Проблема в том, что ему не нужна любая.
А где он еще найдет приму, которая бы отвечала всем его барским замашкам?
—
Олег протягивает руку и ласково закладывает прядь мне за ухо. Я запрещаю себе даже думать о том, чтобы отстраниться. Просто принимаю его «ласку» как неизбежность, с которой придется смириться.
«Они только и ждут, когда мы сложим лапки…» - снова и снова крутятся в голове слова той женщины.
Не дождется.
Я больше не дам себя сломать. Даже если ради этого придется научиться бегать босиком по стеклу. Даже если придется с улыбкой ходить по раскаленным углям. Даже если ради этого придется заново учиться танцевать на сломанных костях.
— Я все могу, - говорю спокойно и уверенно. Потому что ровно в эту секунду перестаю сомневаться в правильности своего решения.
У меня больше ничего не осталось.
И никого.
Но я должна жить, чтобы однажды найти способ обезглавить этого монстра. Рано или поздно даже минотавр из страшной легенды захочет спасть, отложит в сторону свой страшный топор и закроет глаза. И в ту минуту я буду рядом, чтобы проткнуть его черное сердце и избавить мир от этой твари.
— Мне нужны гарантии, - холодно отсекает Олег. От его прежнего «теплого» настроения не остается и следа. Он снова абсолютно холоден и черств, и, если бы вдруг ему захотелось прямо сейчас вернуть мне шею - меня бы это совершенно не удивило.
– Железобетонные гарантии, девочка, что ты не попытаешься снова сбежать. Что рядом не появится очередной смазливый ушлепок, с которым вы споетесь и на пару снова захотите меня поиметь. Чтоб ты знала, - Олег нервно дергает уголком рта, - мне очень, очень, очень не понравились оба предыдущих раза. И единственная причина, по которой ты до сих пор цела и даже почти здорова - мое лояльное к тебе отношение. Кстати, удивительное даже для меня самого.
Здорова? Жива?
Где-то на задворках моего сознания члены траурной процессии, несущие на кладбище гроб с телом прежней беззаботной Веры, хором крутят пальцем у виска. А то, что сейчас стоит перед ним и прикидывается мной, определенно не_здорово. С другой стороны, если Олег думает, что дела обстоят именно так - значит, не такая уж я плохая актриса. И все же нужно оттачивать мастерство. Довести его до автоматизма. Улыбаться, когда это будет максимально эффективно, морщить нос, когда нужно, заискивающе смотреть ему в глаза время от времени, чтобы со временем не приходилось оглядываться на каждый шаг. И чтобы Олег, уверовав в победу, вернул мне телефон, автомобиль и личного водителя.
Вот уж не думала, что в жизни придется учиться еще и этому.
— Какие ты хочешь гарантии?
– лучше спросить прямо, что он хочет и как он хочет. Потому что у моего мужа гарантировано уже готов список. Как показала практика, он никогда ничего не делает просто так. Даже в день нашего знакомства он наверняка распланировал наперед все наши отношения.
Олегу нравится такой поворот дел.
Он даже милостиво награждает меня еще одной «ласковой» улыбкой. Если бы я не знала его
— Я больше не хочу слышать, что ты не будешь танцевать, - жесткость его слов резко контрастирует с добродушным выражением лица.
– Я брал в жены звезду, а не хромую лошадь.
Киваю, соглашаюсь.
В конце концов, танцы - единственное, что у меня осталось. Если возвращение на сцену не вернет мне силу и тягу к жизни - это не сделает никто и ничто.
— Я хочу видеть рядом улыбающуюся женщину, которая всегда будет мне рада, которая не заставит за себя краснеть. И… не будет отказываться есть устрицы, если я буду их заказывать.
Медленно еложу языком во рту, вспоминая их неприятный соленый вкус и скрип на зубах скользкой желатинистой плоти. И киваю еще раз.
— И… - Он снова выдерживает театральную паузу, как будто за нашей мизансценой наблюдает тысяча искушенных зрителей, и он боится сыграть слишком плохо. Поворачивается спиной, делает пару шагов изображая солдатский шаг, а потом усаживается обратно на диван, чтобы смотреть на меня подчеркнуто уничижительным взглядом снизу вверх.
– Вопрос наших общих детей закрыт и никогда не будет подниматься на повестке дня. Я хочу, чтобы ты приняла все необходимые медикаментозные меры, чтобы исключить любую возможность когда-либо в будущем снова залететь. Извини, но меня абсолютно не вдохновила перспектива стать рогатым папашей чужого наебыша.
У меня уже был один ребенок, которого видела ровно тридцать секунд, за которые он так и не заплакал. Любые мысли о детях вызывают у меня такую сильную боль, что по сравнению с ней даже сломанные кости кажутся только досадным зудом. А дети от Олега… Наверное, если бы он выставил обратное условие, именно оно стало бы для меня самым невыполнимым.
— Я больше не хочу детей, - соглашаюсь я.
— Уверена?
– прищуривается Олег.
— Абсолютно. Если в доказательство мне нужно вырезать матку или перевязать трубы, или что-то еще - пожалуйста. Я согласна.
Он доволен. Он определенно доволен, потому что впервые я вижу его искренне потирающим ладони от предвкушения.
— А взамен…?
– тянет он.
— Я хочу танцевать, - пожимаю плечами. Уничтожить его я хочу еще больше, но это все равно неосуществимо, пока я не могу самостоятельно ходить и не избавлюсь от его круглосуточного надзора. Но когда я снова вернусь на сцену - а я туда обязательно вернусь - все будет по-другому.
– Я хочу снова стать балериной, хочу вернуться на первые заголовки газет. Но одного моего таланта и упорства недостаточно. Нужна новая реабилитация, лекарства, процедуры. Возможно, новая операция. Возможно, даже, несколько. Без твоих денег ничего не получится.
— Наконец-то ты это признала.
– Он как будто даже рад, что впервые за все время наших отношений я озвучиваю зависимость от его кошелька.
– Теперь мы оба знаем, что моя строптивая хромая девочка на самом деле та еще корыстолюбивая сука.
Но именно это признание становится вишенкой на торте нашего нового договора. Олег больше не смотрит на меня как на добычу, но, возможно, для него я теперь на шаг приблизилась к той куче мусора, которой он считает всех остальных женщин.
— Хорошо, Ника!
– Он так легко соглашается, что даже странно.
– И раз уж мы достигли соглашения, предлагаю заодно начать все заново.