Солнце больше солнца
Шрифт:
Обе пары, оттрудившись на совесть, разъединились, и Мария стала Илью тереть мочалкой, а Ленка и Варвара взялись за Маркела. Мочалки из лубяного слоя коры молодой липы были новые, скребучие. Санечка и Лизка, окатившись водой и смыв пот, тёрли мочалками себя, расслабленно-сладко вздыхали. Мария и Ленка принесли парням из предбанника ядрёный квас, те напились, тут же с лавки встала курносая румяней румяного Лизка, оттеснила Марию от Ильи, прижалась к нему внушительными грудями. Он зажмурился, ухмыльнулся:
–
Лизка призывно взвизгнула, издала утробное:
– Н-на-аа!
И они занялись. Ленка шагнула к вставшему с лавки Маркелу, победно, ехидно-торжествующе взглянула на Варвару, взяла парня за руку и, присунув её к лазейке соблазна, произнесла грудным томящим голоском:
– Я ли не твоя, мой хмуренький?
Она плотно обхватила его, и их увлекла нераздельность дерзания. Варвара, с которой Маркел жил только наедине, опять, кусая губы, исходила страданием и ярилась до исступления.
16
Горницу освещала висевшая над столом двадцатилинейная керосиновая лампа под плоским жестяным абажуром, выпущенный полностью фитиль горел ярко-жёлто. Илья Обреев, после бани надев светло-серую косоворотку, сидел в удовольствии хозяйского положения - широкогрудый, недурной лицом, он лучился отменным здоровьем. Справа от него сидела тельная черноволосая истомно-улыбчивая Санечка, слева от Ильи устроились Лизка и Мария.
Напротив Обреева занимал место Маркел с Ленкой слева и с Варварой справа. Парень не из красавцев, малоподвижное с мясистым носом лицо, жёсткие волосы, слишком толстая в сравнении с торсом шея. Насупленным видом он старался скрыть, как ему нравится его теперешняя жизнь - к примеру, то, что на нём новая ситцевая, из хозяйских, сиреневая рубаха.
К этому времени баран и овца, которых оставил Москанин парням и Марии, были зарезаны, спроважены в дальний путь, одинокую овечку пока приберегали и потому сейчас ели варёную картошку со сливочным маслом, ржаной хлеб и разные соления. Санечка тронула пальцем стоявший перед Ильёй стаканчик, налитый до половины самогонкой:
– Не тяни - выпей! Или не хороша самогоночка? Я когда плохое приносила?
Илья, жуя картошку, откусил кусочек тугого солёного груздя, сказал:
– Я не пью, как пьяница.
– Конечно, нет, и я тоже не такая, - она выпила свои полстаканчика, и под её крепкими зубами захрустела квашеная капуста. Искоса глядя на Обреева затуманившимися глазами, Санечка произнесла: - Почему ночь невозможно короткая?
Он сказал с усмешкой:
– Станешь пьяная - я не буду с тобой.
– А чего?
– А то, что с отупелой неинтересно! Я уж тебе говорил!
Санечка в обиде воскликнула:
– А если меня горе ест? Не убили б моего любимого муженька, я бы...
– оборвала она на высокой ноте, и
– Не убили бы, которого не было, то ты б сюда не ходила?
– Ой ли!
– прыснула Ленка, блеснув белыми зубами.
За Санечку вступилась Лизка:
– Она плохого никому не сказала, зачем её шпынять?
– при этом толкнула плечом Илью, словно призывая вмешаться.
Он повернул к ней голову:
– Репка!
– и причмокнул.
Она, млея глазами, улыбнулась ему, на круглых, с румянцем, щеках заметнее обозначились ямочки.
Маркел постарался напустить на себя высокомерие, проговорил:
– Глупый какой-то разговор.
Обреев с весёлым одобрением кивнул ему, произнёс, как тост:
– Пусть кто скажет умное!
Отозвалась неугомонная Варвара:
– Нынче день Мокей...
– начала она, имея в виду, что сегодня двадцать четвёртого мая - день Святого Мокия.
– Если на Мокея утром туман, всё лето будет мокрое - дожди!
– подхватила Лизка.
– Утром не было тумана!
– заявила Ленка и звучно откусила от солёного огурца.
Варвара настырно, скандальным голосом, сказала то, что ей помешали сказать:
– Давеча вы все побегли в баню на блядство и не видели, какое солнце заходило! О-ой, багровое!
– она, зло волнуясь, царапнула ногтями клеёнку, произнесла торжествуя, словно желая всем несчастья: - Если солнце такое на Мокея, лето будет - пожар за пожаром!
– Это на завалинке старухам говорить, - с презрением произнёс Маркел, усилился придать себе важный вид и продолжил: - Пожары будут, каких ещё не бывало, но только когда наука откроет великие силы. Эти пожары будем мы насылать!
Ленка, жуя, спросила насмешливо:
– Ты и Илья, что ль?
Маркел доел картофелину, взял другую, нанёс на неё кончиком ножа шматок масла.
– Мы - это солдаты будущего!
– хотел он произнести гордо, но вышло чересчур громко, беспокойно, будто он ждал, что его сейчас осмеют.
Илья опять весело кивнул, скользнул взглядом по лицам девушек, выражавшим умственное затруднение, и сообщил, как бы восхищённо приподнимая тёмные брови:
– Он о тех, с кем будет взлетать к небу на военном корабле и по низам всё сжигать!
– Не на корабле, а на плоту из брони!
– опроверг Неделяев, проговорил мечтательно: - Пожары - от одной силы, плот - от другой. Мы будем на нём на вражьи дома опускаться и крошить их!
– В пыль всех врагов!
– воскликнул Обреев, выказывая восторг.
Маркел почувствовал насмешку, его некрасивое лицо налилось тяжёлым озлоблением:
– А плохо тебе не будет, что ты не веришь? Повезло попасть на хорошую дорогу - да собьёшься!
– Говори, говори не свои слова, - обронил уже без смеха Обреев.