Солнце и луна, лед и снег
Шрифт:
«Вчера он рубил дерево, и оно на него упало. Правая нога и рука просто в лепешку. Он работал недалеко от фермы Харальдсонов, их старший его и обнаружил. Здешний доктор мало что смог поделать, поэтому Ханс Петер повез отца в Христианию. У папы началась лихорадка. Я тоже хотела поехать, но мне совсем скоро рожать. Тордис уехала с ними на своих санях.
Я знаю, ты не можешь приехать, но я хотела тебе сказать, чтобы ты молилась за папу.
Со
Некоторое время юная ласси в полном оцепенении сидела за изящным письменным столиком. Вскоре пробудился от утренней дремы Ролло и подошел узнать новости. Когда он ткнулся мокрым носом в ее раскрытую ладонь, она вздрогнула и посмотрела на него.
— Кажется, папа умирает, — произнесла девушка еле слышным шепотом. Она сглотнула, подавилась, закашлялась и начала всхлипывать. — Папа умирает!
Она схватила книжечку и побежала по дворцу. Она пронеслась сквозь библиотеку, сквозь комнату, набитую прялками, сквозь комнату маслобоек, по большой галерее, заполненной инструментами, картинами и печатными станками. На бегу она выкрикивала:
— Исбьорн! Исбьорн!
Глупо, конечно, было звать его так. Раньше отсутствие имени у белого медведя не казалось ей странным — в конце концов, свое она ему тоже не назвала, но теперь ее больно кольнуло, что он ведь и не спрашивал.
— Исбьорн! Исбьорн!
— Что такое? — Он несся ей навстречу по длинному коридору, где располагались неиспользуемые спальни.
Зареванная и запыхавшаяся, она протянула ему книжечку, не заботясь о том, как глупо выглядит.
— Папа умирает, — всхлипнула она.
Исбьорн прищурился, глядя на неразборчивый почерк Йорунн, и сел. Посмотрел на картину, висящую на стене над ними, — там резвились некие существа с лошадиными ногами и человеческими телами, — а затем на ласси, на ее помятые и сбившиеся юбки синего бархата.
— Мне надо домой, — всхлипнула она.
— Нельзя.
— Пожалуйста, — взмолилась девушка. Она вцепилась в мех на шее медведя и развернула его голову к себе. — Пожалуйста. Я вернусь. Мне бы только его повидать.
Он испустил один из свойственных ему печальных раскатистых стонов, так похожих на коровье мычание.
— Ты вернешься?
— Да, если ты по-прежнему будешь нуждаться во мне.
— Ты нужна мне, — отозвался он. — Я отвезу тебя к родне сегодня же, но ты должна обещать мне, что вернешься. Ты должна прожить здесь год.
— Да, конечно. — Она вытащила обшитый кружевами носовой платок и утерла лицо. — Спасибо тебе, огромное спасибо!
— Ты должна пообещать мне кое-что еще, — сказал медведь сурово.
— Все, что угодно!
— Обещай мне, что никому не расскажешь о тайнах дворца.
— Что? — Ласси перестала сморкаться и уставилась на него. Она и не думала, что ему известно о ее открытиях. — Ты имеешь в виду, про тр…
— Тсс! Нe выдавай ни одной из наших тайн. Никому.
— Ладно. — Надежда скоро увидеться с родными придала ей силы. — Пойду собираться. —
Ролло вошел несколько минут спустя.
— Где ты была? — спросил он, тяжело дыша.
— С исбьорном разговаривала. А ты где был?
С громким треском она оторвала юбку от лифа уродливого желтого платья. Затем разложила юбку на кровати и принялась складывать на нее платья и сорочки. В старый ранец новая одежда не влезла бы, а ласси не желала являться в Христианию замарашкой.
— Я тоже искал исбьорна, — надулся Ролло. — А вместо него нашел мадам Грей. Затем медведь проревел тем, кто в кухне, что мы отправляемся в Христианию, и я пришел тебе сказать.
— Я знаю. И пытаюсь сложить вещи. — Она добавила к куче несколько пар туфель.
— Вот, госпожа. — Мадам Грей вошла с большим кожаным ранцем в руках.
— Ой. — Ласси взглянула на только что уничтоженное платье. — Спасибо, мадам Грей.
Пока девушка переодевалась в старые штаны и белую парку, горгулья сложила ее вещи по-своему и упихала их в ранец.
Не прошло и часа, как они с исбьорном уже летели через снежную равнину, а Ролло несся по пятам. Солнце сверкало на снегу так ярко, что ласси надвинула капюшон парки на глаза и зарылась лицом в медвежий мех. Пока они мчались через бескрайние белые поля и углублялись в лес, она дремала. Зато потом, меньше напуганная и выбитая из колеи скачкой, нежели в прошлый раз, с интересом разглядывала местность, которую они пересекали. Исбьорн бежал через холмы и замерзшие фьорды. Ночь застала их на склоне горы. А когда ласси проснулась, горы остались далеко позади. Ласси не помнила этого по первому путешествию и села на медвежьей спине как можно прямее, чтобы смотреть по сторонам.
— Где мы? — Ей приходилось кричать, а то бы ее не услышали.
— В Норвегии, — отозвался исбьорн.
— В прошлый раз мы здесь не проезжали! — крикнула она.
— Мы направляемся на юго-запад, в Христианию, — был ответ.
Тут медведь опустил голову и побежал еще быстрее по подножиям холмов, лавируя между деревьями и валунами. Ролло мчался рядом, даже не запыхавшись. Ласси то и дело пригибалась, чтобы ее не сшибло веткой.
Таким образом они двигались до следующего дня, остановившись только раз, чтобы подкрепиться едой, припасенной для них саламандрами. К ночи второго дня путники добрались до окраин великого города Христиании, где исбьорну пришлось оставить ласси и Ролло.
— Полагаю, Христиания не место для белого медведя, — с деланым весельем сказала ласси.
Она тревожилась об отце, но ей так же больно было покидать исбьорна.
— Нет, — сказал он. Чем дальше от ледяного дворца, тем медленнее и скупее делалась его речь. — Помни обещания.
— Помню: я пробуду с семьей всего пять дней, а затем встречусь с тобой здесь, чтобы вернуться во дворец.
Визит получался ужасно коротким, но исбьорн настаивал, чтобы она не задерживалась ни на день.