Солнце и луна, лед и снег
Шрифт:
Она отказывалась признаться самой себе, что ждет, когда на кровати рядом с ней устроится знакомая тяжесть. Ждет мягкого дуновения знакомого дыхания на своей щеке. В конце концов она взяла в кровать Ролло, и теперь он храпел и брыкался рядом, не давая ей уснуть. На рассвете она сдалась, встала и оделась.
Глава 18
Три дня пролетели стремительно. Большую часть времени ласси проводила в отцовской комнате, держа Ярла за здоровую руку и разговаривая с ним. Она «придумывала» истории о существах под названием фавны,
Ласси послала Эйнара в ближайшую книжную лавку купить пачку модных романов, и они с Тордис по очереди читали Ярлу. Сестры уходили, только когда сиделка меняла отцу повязки или купала его, но даже такая разлука была мучительна для ласси.
На следующий день после ее приезда Ханс Петер запряг оленей и вернулся в их старый домик. Все умоляли его остаться, но он отказывался. Отговаривался делами («Ха!» — фыркнула на это Фрида) и тем, что Йорунн с ума сойдет от беспокойства.
— Жаль, я не привезла свою книжечку, а то мы могли бы ей написать, — сказала ласси, гладя беломордую оленуху по носу, пока Ханс Петер грузил в фургон узелок со своей одеждой и большой тюк с едой. — Тогда ты мог бы остаться.
— Я бы все равно не остался, — раздраженно ответил он.
— Мне надо с тобой поговорить, — настойчиво сказала ласси.
Она твердила об этом последние полтора дня. Ей не терпелось поговорить с братом наедине и расспросить его про ледяной дворец и заклятие.
— Нет, не надо, — отрезал Ханс Петер. Затем вздохнул и опустился на козлы. — Ладно, дорогая моя маленькая ласси, слушай хорошенько. Ты права: я был там. Я видел великую снежную равнину и дворец изо льда. Я знаю фавна Эразма и саламандр, которые готовят такую вкусную еду. Но я также знаю хозяйку этого дома и знаю, насколько велика ее власть над теми, кто в нем обитает. Вот почему я говорю тебе: будь осторожна, выжди свой год и вернись домой.
— Но вдруг мне удастся…
— Будь осторожна. Выжди свой год. Вернись домой, — повторил он, подобрал вожжи и отпустил тормоз переднего левого колеса. — Можешь пока оставить себе парку, но я бы хотел получить ее обратно, когда ты вернешься.
Ханс Петер тряхнул вожжами и свистнул, и ласси поспешила убраться с дороги. Олени сорвались с места. Доехав до конца улицы, брат быстро обернулся и помахал. Его волосы блеснули на солнце белизной, и от этого он показался глубоким стариком.
— Ну и ну! — Фрида спустилась по ступенькам и сердито уставилась вслед фургону. — Уехал, а? И даже до свидания матери не сказал. И брату, гостеприимством которого воспользовался, тоже.
От сварливого голоса матери у ласси заныли зубы.
— Ты же знаешь, Ханс Петер не любит прощаний. И Аскель тоже. Обоим было бы просто неловко.
Мать только фыркнула:
— Пойду внутрь. Зябко на улице.
Слишком скоро визит подошел к концу, и вот уже настало утро последнего дня. Вечером Аскель обещал отвезти ласси за город, чтобы она могла встретиться
В дверь постучали.
— Пика? Это я. — Тордис просунула голову в комнату. — Не терпится ехать?
Ласси взяла щетку и улыбнулась сестре:
— Нет. Просто не хочу тратить последний час с папой на сборы.
— А задержаться никак?
Ласси состроила гримаску:
— Я обещала отправиться в обратный путь сегодня. Чем дольше я задержусь, тем дольше продлится год.
Тордис уставилась на нее:
— Что ты имеешь в виду?
— Я должна прожить с медведем год и один день. Поскольку я потратила пять дней здесь, мне придется задержаться во дворце исбьорна на пять дней дольше.
— А там на самом деле… все… в порядке?
Ласси рассмеялась.
— Я живу во дворце с гигантским белым медведем, — напомнила она сестре. — Все настолько в порядке, насколько это возможно. — Она покачала головой, хихикая, и продолжила сборы. — И будет облегчением убраться подальше от маменьки, — пробормотала она себе под нос.
— Знаешь, мама теперь гораздо счастливее, — сказала Тордис.
— Не сомневаюсь. Но счастье, похоже, лишь добавило ей любопытства, — отозвалась ласси. — Она всю неделю подглядывала да лезла с расспросами: «А что ты ешь? А сколько слуг в замке? А придворные у медведя есть?» — произнесла она высоким визгливым голосом, подражая Фриде.
Настала очередь Тордис смеяться.
— Точь-в-точь наша матушка. Но тебе вроде бы нечего скрывать, — заметила сестра.
Ласси опустила глаза, и сестра взглянула на нее пристальнее:
— Или есть?
— Н-нет.
Тордис обошла кровать и обняла младшую за плечи.
— Что тревожит тебя, сестренка?
— Ничего, — ответила ласси, складывая и перекладывая сорочку.
Даже для ее собственного уха это слово прозвучало откровенной ложью.
— Ничего?
— Просто… — Ласси внезапно замолчала.
— Просто что?
Два голоса сражались в голове у ласси. Один, принадлежащий белому медведю, предупреждал ее не выдавать никаких «тайн». Второй голос, ее собственный, едва не плакал от одиночества, когда сестра обняла ее. Ласси наслаждалась обществом исбьорна, но между ним и любым человеческим существом, особенно одной из сестер, лежала пропасть.
— Просто… — Она все еще колебалась, не зная, как начать. — Ладно, только маме с папой не говори, но каждую ночь кто-то ложится ко мне в постель, — выпалила она на одном дыхании.
— Кто-то ложится к тебе в постель? Кто? — Тордис свела брови на переносице.
— Не знаю, — пожала плечами ласси. — Ночью мне никак не удается найти свечу. Кровать огромная, и… кто-то просто ложится на другую сторону и засыпает. А наутро — никого.
— Кто-то?
— Или что-то. Я не вижу…
Тордис в ужасе схватилась за горло:
— Оно хоть человеческое?
— Думаю, да.
— Откуда ты знаешь?
Ласси покраснела.
— Я ощупала ему голову, — прошептала она.