Солнце над Бабатагом
Шрифт:
За Кузьмичом вышли Климов, фуражир Пейпа и ехавший с ними последний перегон штабной писарь Терешко, причем последний, проходя мимо Вихрова, сказал: «Хуже нет, как в жару».
Разговаривая, они прошли мимо Вихрова в конец платформы и, раскинув шинель, расположились на ней.
Вихров занялся составлением списка боевого состава.
По ту сторону дороги, у станционных пакгаузов, ездовые выстраивали в линию распряженные повозки. Поодаль дымили походные кухни. За ними блестели окна вокзала.
Недалеко от Вихрова послышались
— Как отдыхаете, товарищ командир? — спросил он. — А я ходил водопой смотреть. Ну и пылища! В жизни такой пыли не видел. Поверите ли, до водопоя с четверть версты, а пока лошади дошли, так из гнедых стали серыми?.. Разрешите? — он присел на кипу хлопка.
— Карши, говорят, этим славятся, — сказал Вихров. — Самый пыльный город во всей Средней Азии.
— А я сейчас интересную штуку слышал.
— Какую штуку? — спросил Вихров.
— Говорят, в Восточной Бухаре появился какой-то турецкий генерал Селим-паша и с ним чуть ли не целый корпус турецкой кавалерии. Он, говорят, находится в районе Келифа.
— Кто это вам сказал?
— А вот тут, за вокзалом, стоит мусульманский отряд. Так я с командиром беседовал. Говорит, в Бухаре концентрируются крупные силы. У одного Ибрагим-бека больше пяти тысяч. Говорят, среди них есть английские кавалеристы.
— Ну что ж, повоюем.
— Конечно… Не привыкать. Только с одной бригадой много не навоюешь… Вы не слышали, наша дивизия вся пойдет в Восточную Бухару или часть останется здесь? — спросил Кастрыко, бросив быстрый взгляд на Вихрова.
«Какой странный, — подумал Вихров. — Боится?.. Так ведь он же не трус».
Вдали послышался заливистый гудок, паровоза. Наши, второй эшелон, — сказал Кастрыко, поднимаясь и глядя в сторону семафора, откуда доносился приближающийся шум идущего поезда.
— Я вам не нужен, товарищ командир? — спросил Кастрыко.
— Нет, — сказал Вихров. Он тоже встал и пошел к коновязям посмотреть лошадей.
Кудряшов и Федин, прибывшие со вторым эшелоном, подошли к Лихареву как раз в ту минуту, когда он и Бочкарев уже собрались ехать со станции в город Карши к начальнику гарнизона — узнать, нет ли распоряжений бригаде.
Выслушав Кудряшова, доложившего о благополучном прибытии, Лихарев поручил ему связаться по линии и выяснить, где находятся эшелоны 62-го полка. Потом они с Бочкаревым сели на поданных лошадей и направились в Карши.
Перед ними лежала лишенная растительности, унылая, сухая, равнина. Вдали, у стен города, виднелись чахлые рощицы. Солнце палило нещадно. Горячая пыль, клубясь под ногами лошадей, медленно поднималась и, как туманом, закрывала окрестности.
Навстречу тянулись скрипучие арбы, проезжали молчаливые люди в чалмах и ватных халатах. Часто переступая тонкими ножками, проходили вислоухие ишаки…
Наконец всадники, покрытые густым слоем пыли, въехали в город. По обеим сторонам узкой
Его размышления прервал голос Лихарева.
— Павел Степанович, смотри: вот бывший дворец, каршинского бека, — сказал он, показывая на огромное глинобитное здание.
Дворец, окруженный широким рвом и высокой зубчатой стеной, напоминал древнюю крепость.
Они переехали мост через ров и остановились у громадных, источенных червями деревянных ворот. Навстречу им поднялся сидевший в глубокой нише джигит в красной чалме.
Джигит подошел к Лихареву и с таинственным видом шепотом спросил у него, знает ли он пропуск «Мушка». Лихарев отвечал, что пропуск этот ему хорошо известен, но тут же разъяснил джигиту, что так секретное слово не спрашивается. Тот пожал плечами и с усилием приоткрыл плечом одну половину ворот, за которыми виднелась широкая арка. По ту сторону арки оказался второй ров с мостом. Дворец окружали толстые стены — дувалы — с бойницами и зубчатыми башнями.
Проехав под следующей аркой, Лихарев и его спутники внезапно очутились в густом тенистом саду.
Бочкарев некоторое время молча смотрел по сторонам как зачарованный.
Журчащие ручьи и блестевший под нависшими ветвями деревьев большой пруд с плавающими черными лебедями казались волшебным сном. Густая аллея вела к покрытому голубой мозаикой величественному порталу дворца. В свежем воздухе, напоенном пряным запахом цветов, раздавалось щебетание птиц.
— Ну как? — тихо спросил Лихарев, искоса наблюдавший за Бочкаревым.
— Знаешь, Всеволод Александрович, прямо глазам не верю. Это чудо какое-то, — также тихо отвечал Бочкарев.
Они спешились. Алеша повел лошадей на конюшню. Подковы застучали по гладким каменным плитам, покрывавшим двор между аркой и садом.
— А теперь, Павел Степанович, я тебе покажу кое-что, — сказал Лихарев, беря Бочкарева под руку и увлекая его к воротам.
Под аркой виднелась темная ниша, закрытая толстой, в руку человека, ржавой решеткой.
— Что это? — спросил Бочкарев.
— Зиндан. Тюрьма бека.
— Ничего не вижу, — проговорил Бочкарев, тщетно стараясь рассмотреть что-либо в темноте.
— Постой, сейчас я подниму решетку. Осторожно, не стукнись головой.
Они, пригнувшись, спустились в низкое, как щель, подземелье.
На них пахнуло сыростью.
При неясном свете спички они увидели замшелую стену с вмурованными в нее цепями.
В глубине чернела узкая горловина колодца.
— А колодец зачем? — спросил Бочкарев.
— Это и есть зиндан. В нем сидели осужденные навечно.