Солнце сияло

Курчаткин Анатолий Николаевич

— Завтра все выясню, — бодро уведомил я Николая о своих планах.

Новый звонок последовал — я только опустил трубку на базу. Теперь это был Юра Садок.

Разговор наш почти в точности повторил разговор с Николаем. Единственно что в отличие от Николая всякие подозрения в отношении канала он отмел без оговорок.

— Да нет, какую кассету им дали, ту и прокрутили, — сказал Юра. — Знаю я, как это делается. А подведения итогов в прямом эфире и не планировалось.

Лене Финько, закончив разговор с Юрой, я решил позвонить сам. В чем-чем, а в том, что он тоже смотрел клипы, я не сомневался, и конечно, лечь спать он еще не

успел.

Но я ошибся. Леня спал, и я разбудил его.

— А чего сидеть было, — сонно ответил он. — Мне еще два часа назад все ясно стало, когда там хренятина всякая поползла. Стоило мне звонить. Услышав, однако, из-за чего я ему звоню, Леня разом проснулся. — Ты подавал?! — провопил он. — И со мной не посоветовался? Ну дурак! — С людьми, от которых зависел, Леня был сама осторожность и обходительность, с теми, кто хотя бы в малой степени зависел от него, Леня в выборе выражений себя не утруждал. — На что ты рассчитывал? Вот так приперся со стороны — и дайте мне премию? Что, для тебя, что ли, люди все это дело устроили? Да я этого как облупленного знаю, — он назвал имя главного устроителя фестиваля, того человека-ядра, — настоящий мафиози! Только своя тусовка, остальные не подходи!

— Но меня, похоже, даже не подклеили, — сумел вставиться я в бурное Ленино словоизвержение.

— А с какой стати тебя должны были подклеивать? Подклей тебя — потом журналисты напишут: а вот этого кинули! Нужна мужикам такая головная боль? Не подклеить тебя — и никаких вопросов. Нет человека — нет проблемы.

— Но я же заплатил деньги за участие, — снова удалось мне вставиться в речь Лени.

— Заплатил?! — воскликнул Леня. — Что ты! И это кого-нибудь к чему-то обязывает?

Я вспомнил тот бумажный клочок, выданный мне булгаковской героиней в обмен на моих Франклинов. Действительно, еще тогда же, когда она только выдала его, мне самому подумалось: много он стоит.

Я выругался.

— И что, ничего нельзя сделать?

— Можно, — сказал Леня. — За двумя зайцами не гоняться. В тусню входить. Подготовку к нынешней ночи, знаешь, когда начать следовало? Осенью. С тем познакомиться, с другим, выпить, услугу оказать. Может быть, за кем-нибудь и портфель поносить. — Тут он хмыкнул, зевнул, стало ясно, что интерес к этому разговору в нем исчерпан. — А сейчас что ж. Другого нечего было и ожидать.

Наверное, Леня Финько был прав. Но пойди смирись, когда это произошло с тобой. Да и оставалась еще надежда, что все случившееся — ошибка, накладка, вина телевизионщиков.

Надежда — державшаяся на моем желании ее — была разрушена первым же звонком в офис этой конторы, что проводила фестиваль. Булгаковская героиня, еще два дня назад сама благорасположенность и услужливая смешливость, превратилась в телефонное воплощение косматой завсегдатайши Вальпургиевых шабашей. Не знаю, не имею понятия, вопрос не ко мне, слышал я в ответ на любое свое слово, и еще таким голосом — у меня въявь было чувство, будто по мне со всего размаха прошлись метлой. На просьбу позвать кого-нибудь из устроителей, а лучше всего главного, вот того человека-ядро, я получил метлой уже прямо по морде:

— Да? Вот разбежались! Если они станут подходить к каждому, кто позвонит, им будет своими делами некогда заниматься.

Но должен сказать, нет большей наивности, чем прятаться за булгаковских героинь. Булгаковская героиня — не более чем ваш портрет, представляющий вас в самом невыгодном свете.

Человек-ядро носил фамилию, еще более известную на отечественных просторах, чем родовое имя Арнольда, ее следы, только я предпринял свое расследование, обнаружились в телефонной книжке у одного, у другого, и спустя какие-нибудь полтора часа после разговора с завсегдатайшей Вальпургиевых шабашей я имел даже его мобильный телефон. Мобильный — это было круто. Мобильные еще оставались предметом роскоши, игрушкой для богатых, мобильный в руке ставил на человеке знак принадлежности к высшей касте.

На мобильный я и позвонил. Мобильный — это словно бы часть тебя, нечто вроде руки, ноги, почек, печени, мобильный — это твой орган, и на звонок мобильного непременно ответишь.

— Здравствуйте. Это говорит… — Я представился. Посчитав необходимым напомнить о том, как мы столкнулись в дверях. — Я хочу узнать, почему не было моих клипов?

— Откуда у вас мой мобильный? — вместо ответа на заданный мной вопрос резко спросил он.

— Сначала я бы хотел получить объяснение от вас, — сказал я. — Меня интересует, почему не было моих клипов?

Если бы он говорил не по мобильному, вероятней всего, на этом месте он бы положил трубку. Но с мобильным действуют иные законы. Не отнимешь же у себя просто так ногу. Не отсоединишь почку. По мобильному вы будете разговаривать.

— Ну не было и не было, — все так же резко сказал он. — И что?

— Почему? — вопросил я. — Все условия подачи материалов мной выполнены. Деньги, двести долларов, я заплатил. Или это у вас только для своих устраивается?

— А что, для чужих устраивать?

Можно сказать, он мне ответил. И этот ответ был полностью идентичен тому объяснению, которое накануне дал мне Леня Финько. «Ты и засранец!» рвалось из меня залепить моему собеседнику хотя бы виртуальную оплеуху, но я удержался. Я, в принципе, вообще полагаю необходимым воздерживаться от подобных жестов. Они куда больше унижают того, кто их совершает, чем того, на кого обращены. У меня не всегда это получается — удержаться, но тогда получилось.

Мы обменялись с наследником знаменитой фамилии еще несколькими фразами все в прежнем духе, и в какой-то момент я просто отсоединился от него. Забыв, кстати, сказать ему о том, чтоб возвращали эти двести зеленых. Очень может быть, что он бы их мне и вернул. Но я забыл.

Одну из главных премий, как стало известно немного погодя, когда опубликовали итоги конкурса, он присудил самому себе.

Спустя месяца два мне представился случай стать в тусовке устроителей фестиваля своим.

Мне позвонил Боря Сорока и попросил прийти на встречу с «заказчиком». Что означало появление у него некоего типа, которому нужен черный ход на какой-то из каналов, в какую-то из программ. Вероятней всего, в ту, где я в свою пору светил фейсом с экрана. Я снова был для Бори ценным посредником. Вскоре после нашей встречи с Конёвым точно так же я столкнулся в стакановском коридоре с Бесоцкой. Терентьев исчез неизвестно куда, его заменил другой «хмырь», а она сохранила свое место. «Ой, кого вижу! раскидывая руки в стороны и лучезарно улыбаясь, остановила она меня. — Что же ты? Где пропадаешь? Почему никогда не зайдешь?» «Терентьева нет пожалуйста: жду твоих предложений», — вот как следовало понимать ее слова. И уже пару раз я у нее появлялся, принося ей в клюве от Бори зеленую пищу, от которой, само собой, перепадало кой-что и мне.