Солнце смерти
Шрифт:
Копыта животных застучали по мостовой.
– Уже подъезжаем, Йоргакис, – сказала тетя.
Каменные ограды скрывали от нас сады. Через решетчатые ворота я успел разглядеть абрикосовые деревья с плодами, стоящие кругом смоковницы и беседки из винограда. У стены журчала вода, которая текла по канаве, проходившей через отверстие, чтобы орошать следующий сад. Деревня пахла конским навозом и жасмином.
– Это – Пиги.
Мы два или три раза свернули в узких улочках, не встретив нигде ни души. У окрашенных в синий цвет ворот со стрельчатым верхом мой ослик остановился сам
– Вот и наш домик, – сказала тетя.
Она проворно соскочила с седла, сняла с пояса огромный ключ и обеими руками повернула его в замочной скважине. Ворота застонали в петлях. Старик Фотис отворил изнутри и вторую створку под страшный грохот падавших желез. Не успев спешиться, я оказался на покрытом галькой дворе с множеством цветочных горшков вокруг и виноградными лозами вверху. Тетя отпирала дверь в дом, а собака светло-коричневой масти с белыми лапами теребила ее за подол юбки.
– Убери Белолапого у меня из-под ног!
Я нагнулся, чтобы схватить собаку. Изнутри донесся такой запах, будто отперли старый амбар.
– Добро пожаловать, сынок! – сказала тетя.
5.
Первой пришла под вечер Каридена 8 . Узнав от мужа о прибытии гостя, она принесла ему часть своего ужина в деревянной тарелке с крышкой.
– Да он же вылитый Левтерис, Русаки!
Затем она обратилась ко мне:
– Ну, как, понравилась деревня? Хочешь, найдем тебе здесь невесту?
8
Каридена и ниже Спифурена и др. – женские формы соответствующих «мужских» фамилий.
– Мал он еще, – сказала тетя.
– Конечно, мал. Только-только пробуждает мир и начинает пить из него.
– Дай, Боже, чтобы он всегда чувствовал жажду! Это и есть вечная юность.
Мы поужинали и вынесли скамьи во двор. Моя скамья была устлана заячьей шкурой. Тетя повесила на деревянном штыре светильник.
Не успели мы усесться, как поверх ворот показалось измученное лицо.
– Заходи, Василикула. Хочешь чего-нибудь?
– Не могла бы дать мне пару кусков сахара, кира-Русаки? Мой Панайотакис захворал.
– Только послушайте эту молодую мать! Пару кусков! Ступай в дом и сама возьми сахар из коробки – сколько нужно.
– Вот спасибо. Пары кусков хватит: положу ему в отвар.
Уходя, Василикула вложила мне в руку два ореха.
– Тетя! Смотри, что она мне дала! И не стыдно ей?
– Это нам должно быть стыдно, сынок. А у нее на сердце стало легче.
Какая-то старуха толкнула ворота. За ней шла женщина крупного телосложения, скорбная, как Богородица.
– Добро пожаловать, Мирена! Добро пожаловать, Спифурена!
У обеих сыновья были на фронте, и разговор пошел о них. «Получила письмо?» – спрашивала одна другую. «Что он тебе пишет? Моего видел?». Мне они тоже сказали несколько слов, вспомнили моего покойного отца, которого знали совсем маленьким.
Пришли еще несколько женщин: одни из них жили рядом, другие –
– Ох, как там они, бедняги? – сказала одна из солдатских матерей.
– Ох! Ох! – вздыхали все они, как одна, причем те, у кого детей не было, вздыхали громче.
– Сделал бы Ты что-нибудь и для нас, Господи! Или Ты про нас совсем позабыл?
– Замолчи, Катерина! – сказала тетя. – Милости нужно просить у Бога, а не правосудия.
– Ты что: думаешь, Он нас слышит?
– Прикуси язык! Он все слышит, Всемогущий. Ничто не свершается без воли Его.
– Ах, счастливица! Успокоила мое сердце.
И они снова облегченно вздохнули. Бог представлялся им капитаном у штурвала: корабль плыл по бурным волнам и причаливал в безветренной гавани.
Пришла упитанная девушка, со щеками цвета померанца, с грудями, которые так и рвались наружу из кофточки.
– Добро пожаловать, Алые Губки! – поприветствовала ее тетя.
– Волосы у тебя, как ножевые удары! – сказала ей вполголоса одна из женщин, и с восхищением, и в то же время насмешливо.
– Не смейся надо мной, матушка!
– Какая чувствительная! Яйцо ее укололо!
– Ну же, мои милые, давайте беседовать ласково! – сказала тетя.
– Ласки нам хватает. Или не хватает? – сказала первая женщина, прикоснувшись к колену девушки.
Спифурена заговорила о своем первенце Илиасе, который был на фронте, в одной роте с Левтерисом. Она очень настрадалась при родах, и перенесенные мучения, казалось, сделали этого сына самым дорогим ее сердцу. Про второго своего сына, Михалиса, которого тоже призвали для прохождения армейской выучки, она пока что словно совсем забыла.
– …Так больно было, что я кусала свою косу, чтобы не закричать. Ребенок не выходил! Родственницы и подруги распахнули все окна и двери, распустили себе волосы, развязали все узлы, которые только были, раскрыли сундуки, выпустили птиц из клеток, вынули ножи из ножен… И все кричали: «Выходи, дракон 9 , выходи! Земля тебя приглашает!». Но ребенок все медлил, пока я не дала обет святому Элевферию, помощнику рожениц.
9
Дракон, т.е. «добрый змей», – восходящий к античности образ греческого фольклора, изначально хранитель домашнего очага, обычно – человек, наделенный особой телесной и духовной силой.
– Твои муки пошли ему только на благо! Какого молодца родила! – искренне, от всего сердца сказала тетя.
– Так пусть же он живет тебе на радость! Чтоб ты встретила его счастливо! – добавила одна из женщин. – Чтобы все мы встретили наших сыновей счастливо!
– Аминь! Аминь!
– Только бы увидеть его у двери родного дома, а там и умереть не жалко! – взволнованно сказала Спифурена.
– Не накликай беды! – с укоризной сказала тетя. – Лучше дай обет, а дурных слов не нужно.