Солнце встает над селом Дзауга

Битаров Вадим

Уже на следующий день среди некоторых посвященных лиц поднялась паника. Как назло, Эльбрус Георгиевич был в отъезде по делам. Ближе к вечеру в доме у Габараевых начал разрываться телефон…

Тимур, Кокой и Алина умиротворенно валялись в гостиной на ковре возле камина, поглощенные игрой в «Бизнес».

– Интересно, кто это так трезвонит? – Алина подмигнула Кокою – Сто- пудово, Тимуровские бабы!

– Ждите меня и ничего не трогайте, -

Тимур взял трубку и вышел в холл – Да!

– Тимурик! Добрый вечер!

– Ооооо!!! – Тимур расплылся в широченной улыбке – Дядя Бимболат! Шалам, дорогой!

– А где отец?

– Его нет, дядя Бимболат, он в Питере. Как там вы сами? Как тетя Фатима?

– Слушай, его срочно надо найти. Что-то тут опять непонятное творится…

– Ах!

– Ситуация выходит из-под контроля. Надо нам с ним что-то придумывать…

– Опять?!, - Тимур усмехнулся- Ой, дядя Бимболат, какие же вы все ненасытные!

– Что??...,-трубка болезненно захрипела -Да нет же!!! Эта девка какая-то неугомонная. Я не знаю, по каким каналам она это пробила, но я узнаю. Завтра же узнаю!

Инга… Габарай почему-то улыбнулся. Черные, как смоль волосы, атласная кожа. Разбитые в кровь губы… Инга. Он осторожно присел на край стола. Просто поразительно!

– …лучше все поскорее уладить, - доносилось из трубки – Так что надо отцу сообщить! Сегодня же!

– Конечно, я сейчас же ему позвоню.

– Да, да, - тот еле успевал переводить дух – Скорее, а то если эта каша заварится…

– Ох, - Тимур тяжело вздохнул – Как обидно, дядя Бимболат, приличному человеку уже даже потрахаться без хипиша нельзя, правда? Проклятые демократы!

Истеричные крики на том конце провода поутихли. Дядя Бимболат слегка опешил. Тимур представил, как перекосилась его снобская рожа, и отдуши рассмеялся.

Он отключил телефон и отбросил трубку. Конечно же, он не собирался никуда звонить и выслушивать новую порцию вони от этого старого ворчуна – своего отца. С такими проблемами он сам умел справляться очень легко и быстро.

Габарай тут же вернулся в гостиную, где все еще царила идиллическая картина: Кокой и Алина с совершенно непостижимым, подлинным детским азартом резались в тупую настольную игру.

– Тимур, где ты шатаешься? Я уже за тебя походила.

– А, небось, смухлевали. Я вас знаю, два афериста,- он взял со стола яблоко и уселся на свое место – Где моя фишка?

– Вот. Кто звонил? Блондинка, брюнетка?

– Нет. Лысый, пузатый. Это Бимболат из прокуратуры пахану звонил. Опять какие-то говнотерки…

– Его не будет до конца месяца.

– Ну и фиг с ним! – Тимур засмеялся и покосился на Кокоя – Эй, ты, чмо, откуда у тебя эти деньги? Когда я уходил, ты был

почти банкротом!

– Я???

Алина не сдержалась и прыснула.

– А ты, плесень, его покрываешь, да? Своего любимого Аланчика, - он пульнул в сестру фишку – Офигели вы, что ли?!

Она откинулась назад, вытянув над головой руки, и залилась звонким хохотом. Кокой внимательно посмотрел на Тимура. Один только недолгий взгляд. Он чувствовал и понимал его, как никто.

– Послушай, Алька, - заговорил он, когда она, наконец, успокоилась и сделала ход фишкой – Вы завтра, кажется, с братом в театр собирались? Давайте, вы это перенесете. Я бы хотел, чтобы он мне помог кое в чем.

– Уф, опять! Ну ладно. Тогда в пятницу ты идешь с нами.

– Договорились.

– Что поделать… Тебе, Кокой, я никогда не могу ни в чем отказать.

Тимур чинно откашлялся, глядя на нее исподлобья.

– Алина Эльбрусовна, вынь-ка руку из банка. Я все вижу.

Она снова расхохоталась и перевернула коробку. Они стали носиться друг за другом и швыряться игрушечными купюрами, а потом все трое поехали кататься по вечернему городу.

13.

Попытка номер два. Инга снова направлялась в больницу, чтобы поговорить с матерью девочки. Ее буквально морозило от предчувствия новой истерики. Но она знала, что не отступит: будет приходить еще тысячу раз, убеждать, умолять, угрожать, преследовать – лишь бы выбить из нее вожделенное обвинение.

Вдалеке Инга разглядела первые корпуса больницы – ненавистное гинекологическое отделение. Она до безобразия хорошо помнила тоскливые палаты, женщин на погнувшихся койках, старающихся отвлечься от своих болезней: кто-то читает, кто-то изучает трещины в потолке, кто-то смотрит принесенный родственниками телевизор… Для нее самой это были дни, погруженные в туман, когда ее источенное сознание балансировало между ужасами безжалостной реальности и чудовищными фантазиями свинцового сна. Время тогда растягивалось, сжималось, извивалось и всячески ускользало от ее понимания. А она продолжала жить в вакууме, в душной утробе какого-то неведомого существа. Наверно, она давно бы уже изнывала от жалости к себе, если бы жалости было хоть какое-то место в ее новом сознании. Но все ее прежние мысли обмельчали и высохли, их заволокла гигантская тень жгучей злобы.

Инга вошла в здание, прошагала по коридору и остановилась у знакомой двери, собираясь с мыслями. Нужно было пустить в ход все свое красноречие! Нужно любой ценой выбить из нее обвинение!

Она открыла дверь и удивленно застыла. Сомнений быть не могло: та же самая комната, те же лица, но ближайшая койка была пуста. Медсестра в белом колпаке крутилась рядом, застилая вычищенный матрас новым постельным бельем.

– Простите… Девочка, которая лежала здесь… Ее перевели?