Солнечное знамя
Шрифт:
Колышущиеся на ветру щупальца кракена, под ними — белые клочки облаков, а под ними — панорама земли.
«Прыгать с парашютом нестрашно. Ты прыгнул, а под тобой — Гугл Мапс. Ты же не боишься Гугл Мапс?»
Смешная шутка, но гуглокарты не дают и доли того ощущения, когда смотришь вниз, с высоты нескольких километров своими собственными глазами. Пусть и через толстое стекло.
Зеленые пятна лесов. Золотистые квадраты полей, пересекаемые тонкими ниточками проселков и голубыми ленточками рек и ручьев. Лазурные пятна озер. Прямые, как будто отчерченные по линейке золотистые прямые, то ли дороги,
Красиво…
Девушка с трудом оторвалась от волшебного вида, с неловкостью заметив, что оставила на стекле отпечатки рук, лба и тающий туманный след от дыхания.
Где же все?
Она прошла в кают-компанию.
— А вот вы…
Хм. Странно.
Оба дознавателя действительно были тут. Развалились в мягких креслах и мирно посапывали. Чего это их так сморило? Ночь не спали, что ли? Так дознаватели должны быть железными ребятами, которым сутки-другие без сна — как Алионе зевнуть.
Девушка мысленно усмехнулась. До нее дошло, что после всех приключений в этом мире для нее теперь многие вещи, которых никак не ожидала от себя прежняя Алиона — в порядке вещей.
Кстати, а кто тогда бродил по коридору.
Шаги как по заказу зазвучали снова. Приблизились к двери и в помещение проскользнул Чак. Увидел Алиону и дернулся:
— А ты чего не спишь?
В одну секунду Алиона поняла несколько важных вещей:
— Чаку нечего делать в дирижабле;
— он уверен, что все должны были заснуть;
— он знает, отчего все уснули;
— это он всех усыпил.
Чак — не друг. Чак — враг.
Глава 46
Алиона задумчиво смотрела на замершего в дверях Чака. Обычный молодой парнишка, лет восемнадцати от силы, ну, может — двадцати. Широкополая шляпа с зеленой пограничной ленточкой, сдвинутая на затылок, гладкий загорелый лоб, с прыщиком слева, чистое, открытое лицо, нос, обычный, средний, не картошкой, не спицей, подбородок, с белым старым шрамом под левым уголком губ. Разве что глаза…
Да нет, и глаза самые обычные, серые, с легкой голубой тенью.
Никаких «печатей порока», бегающих глаз и тому подобных примет нехороших личностей. И, тем не менее, Алиона была уверена, что она не ошиблась.
— Чак… — неторопливо произнесла она, — А что ты тут делаешь?
Тот неловко улыбнулся, поднял руки, как будто собираясь развести их и сказать «Да и сам не знаю»…
И прыгнул вперед.
Чака подвели рефлексы. Он не был профессиональным разведчиком или диверсантом — как выяснилось впоследствии — просто завербованный солдат пограничной стражи. Привыкший, что любая проблема решается выстрелом. И сейчас, когда у него под рукой не оказалось ни меча ни кинжала, он, вместо того, чтобы напасть на Алиону, рванулся схватить кинжал у спящего дознавателя.
Схватил, резко крутанулся, поднимая клинок…
— Замри.
Алиона тоже не теряла времени даром. И тоже вырвала кинжал из ножен Крэга. Только направила его не на Чака.
Клинок ее кинжала уставился в потолок.
Чак замер и скрипнул зубами. Так, что Алиона не удивилась бы, если бы с губ парня посыпалась стружка.
Пат.
***
Самое забавное, что сам Чак же и
По кракену бесполезно стрелять во время полета — у него практически нет уязвимых мест. Воздушный мешок, в отличие от пузыря земных дирижаблей, представляет из себя сложную систему пузырьков-альвеол, пробитие даже нескольких из них привете только к тому, что кракен начнет плавно опускаться к земле. Для него это практически безболезненно. Точно так же устроены и его шупальца. Единственное, что можно назвать уязвимым — глаза. Но при малейших признаках опасности кракен втягивает их внутрь себя, под защиту упругой плоти. Нет, сбить и даже убить его можно. Но только при использовании достаточно мощного оружия, например, того огромного меча, которым пользовался Зай во время побега на драконе.
Выстрел ручного кинжала кракена даже не пощекочет. При одном небольшом условии…
Если не выстрелить в потолок гондолы.
В брюхе кракена, к которому он во время полета прижимает гондолу, находится сосредоточие нервных центров. И выстрел в них будет для кракена крайне болезненным.
Он взбесится от боли и с вероятностью в 99 % уронит гондолу.
С километровой высоты.
***
— Ты не выстрелишь.
— Последними словами моего мужа были «Да ты даже в сарай не попадешь» — нервно хмыкнула Алиона.
Вообще-то она процитировала старый анекдот, но Чак, видимо, его не знал, поэтому ощутимо занервничал.
— Ты тоже погибнешь…
— Я была в Зеленой Роще. Мерзкое место, зато сразу перестаешь бояться смерти. Начинаешь понимать самураев.
— Это еще кто такие?
— Это такие люди. Которые говорили: «В ситуации «или — или» без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно».
— По-моему, это орки так говорят.
— Может и орки.
Разговор заглох. У них сложилось «мексиканское противостояние». Это ситуация, часто появляющаяся в голливудских фильмов: два и больше человек стоят, направив пистолеты друг на друга и никто не решается выстрелить, потому что с большой долей вероятности погибнут все. Но и стволы не опускают, потому что тот, кто опустил ствол — тот и проиграл.
И то, что сейчас они находятся в мире эльфов и вместо пистолетов — стреляющие кинжалы, не меняет ничего. Вообще.
Алиона не может выстрелить, потому что ей это, в принципе, не нужно. Ей нужно, чтобы все, кто в гондоле, остались целы и невредимы. Нет, она не отказалась бы посмотреть, как сдохнет Чак, но это опционально.
Выстрелить в него она не может — стоит отвести клинок от потолка и ее тут же застрелят.
Чак не может выстрелить, потому что Алиона успеет — или может успеть — выстрелить в брюхо кракена. А он явно не самурай и не готов встретить смерть вот прямо здесь и сейчас.
И клинок отвести он не может, потому что за Алионой не заржавеет пристрелить его как бешеную собаку.
В мексиканском противостоянии побеждает тот, кто последним опустил ствол. Или тот, кто сумел договориться.
— Это люди… — сделал попытку договорится Чак, указывая на дознавателей, — Они же тоже погибнут…
— Да мне плевать на них с высокого полета дирижабля. Они меня избили на допросе.
— Пилоты погибнут…
— Я их знать не знаю и их смерть как-нибудь переживу.