Солнечный листопад-1 (ч.1-6)

Левченко Елизавета

Поход за конфетами ежегодно начинался в десять. Этот год не стал исключением. Раскрашенные и разнаряженные гости высыпали наружу.

А вот и душераздирающий крик первой жертвы маминого таланта послышался...

Меня отправили будить Немрина. Папа торжественно отодвинул свое кресло на место и, зачем-то погрозив пальцем, ушел. В бабушкиной комнате было темно, но не настолько, чтобы не видеть куда идешь - света с улицы для этого хватало. Парень все так же лежал на полу. Я подошла ближе... И замерла.

В слабом свете вырисовывалась его фигура: парень лежал на боку, одна его рука обхватывала талию, другая, согнутая в локте, покоилась на полу, совсем рядом с его лицом. Золотые, чуть тускловатые в темноте, волосы рассыпались на ковре... кончики отдельных прядей лежали на лице, удивительно умиротворенном... счастливом, касались так трогательно улыбающихся губ. Он был мил как ребенок... и совсем не по-детски соблазнителен. До сбитого в восторге, и в еще одном, не совсем понятном, чувстве. До замирающего в сладком и болезненном щемлении сердца. Кажется, что я взлетела бы... если бы меня не удерживало на земле желание смотреть на лежащего так долго, как только можно.

Тихо-тихо, чтобы не разбудить его, сажусь рядом. Хочется наклониться... чтобы видеть даже мельчайшую черточку его лица. И я немного наклоняюсь, совсем чуточку. Протягиваю руку и осторожно отвожу с лица прядки, забирая некоторые за ухо. Улыбаюсь, любуясь удивительно правильным лицом. Как же, все-таки, он прекрасен. Совершенен. Не удержавшись, невесомо, так, что я сама едва ощущаю его кожу, касаюсь скул... провожу легкую линию до подбородка... очень медленно...

Оглушительно разорвалась петарда за окном, и следом едва не разорвалось от испуга сердце. Пальцы надавливают сильнее на кожу и я их одергиваю. Только бы не проснулся!! Но нет, парень продолжает спать.

Сердце гулко бухало в груди и в такт ему шумела в ушах кровь. Да что же это такое?.. Что было только что?

Ощущение такое, будто бы.... Что-то важное произошло.

Я тряхнула головой. Просто наваждение.

Нужно будить этого спящего красавца!

Я не решилась больше его касаться - позвала:

– Эй. Эй!
– немного громче. Ноль эффекта.

А что если... по имени?

– А...
– тут я запнулась, а сердце забилось чаще. Но я выговорила его имя!
– Алекс, проснись!

Эффект такой же. Немрин продолжает сопеть в обе дырки. Неужели и правда придется тормошить?

Но... внезапно, мне захотелось произнести его имя еще раз. Немного не так... чтобы проверить одну догадку - не показалось ли, что его однажды уже так кто-то звал?

Наклоняюсь еще ниже и шепчу, хоть и нужно было позвать громче:

– Леша...

И парень резко распахивает глаза, а я испуганно отстраняюсь. Он смотрит на меня долгим, пронизывающим взглядом, от которого появляются морозные мурашки.

– Э-э-э... вечер добрый.

Сказала, чтобы хоть что-то сказать.

Он улыбнулся. Кажется, окончательно проснулся, потому что взгляд его стал прежним... фух.

– Еще какой.

Парень садится и потягивается. Футболка под рубашкой задирается, и его голый живот притягивает слишком большое внимание, но я справляюсь с собой и поднимаю глаза выше.

Нет... чувствую что, если еще немного посижу с этим источником соблазнительный флюидов, то точно что-то случится!

Вскакиваю и с нарочитой бодростью, какой у меня не было ни на грамм - наоборот после созерцания я чувствовала себя, как выразился ранее новенький: "как лимон выжатый", - говорю:

– Мама сказала собираться, так что пойдем!
– И подаю пример, подходя к двери. Теперь хотелось оказаться от этой комнаты подальше.

Парень поднимается тоже.

– А куда?

А-а-а... ну да, ведь он первый раз будет участвовать в нашем ежегодном мероприятии! Значит, его ждет большой сюрприз... И откуда такое мстительное ожидание?

Издаю зловещий смешок.

– На колядки!

***

– Долго!
– обвиняющее ткнула пальцем мама, причем только в меня, а вот над Немриным она начала хлопотать как курица над яйцом. Усадила на стульчик, в глазах парня открыто плескалось непонимание. Я села неподалеку, так, чтобы было видно его лицо, и стала дожидаться результата. Пусть мама разрисовывает, мешать не буду... просто не хочу портить ей праздничное настроение. Но надеюсь она не переусердствует.

Мама, сосредоточенно осматривая баночки с краской, выбрала, наконец, подходящие две: золотую и черную. Цвета я видела благодаря тому, что подставка, на которой они стояли, соприкасалась с рукой парня. Отвинтила крышечку первой, любовно обмакнула кисть и повернулась к уже отодвигающемуся вместе со стулом Немрину. Он так косился на кисть, будто она и не кисть вовсе, а нож.

Решив, что отмстила за... за тот его вид в темноте, да, именно так, я решила разъяснить поведение мамы:

– Успокойся, - насмешливо. Парень скосил на меня глаза, но продолжал следить и за мамой. Косоглазие разовьется! И когда кисть ткнулась кончиком в его щеку, он дернулся так, что едва со стула не свалился.
– У мамы хобби такое - раскрашивать всех под Рождество. Так что советую не упираться, это не больно.

– Не хобби - а любимая работа!
– немного обиженно поправила мама, и я поспешила с ней согласиться. Работа, работа.

Она сделала пару мазков, отступила назад, критически осматривая получившийся узор, тряхнула головой - вот откуда у меня такая нехорошая привычка - и тряпочкой все стерла. Парень, зажмурившись, стойко терпел, но с таким великомученическим выражением, что хоть падай со смеху.