Соловей для черного принца

Левина Екатерина

Я нарушила кроткое безмолвие, которое хранила на протяжении последних минут.

— Я поняла вас, леди Редлифф, — сказала я тоном, в котором звучала точно отмеренная доля смирения. — Постараюсь быть ненавязчивой.

— Незаметной, милочка. Незаметной!

После ужина я не пошла вместе со всеми в музыкальную комнату, где Элеоноре захотелось продлить столь продуктивный для нее вечер и под аккомпанемент рояля продолжить оттачивать на мне свое словесно-пыточное мастерство, а отправилась к себе.

Внутри меня все кипело. Я не была уверена, что

справилась бы с мятежными чувствами, если бы позволила Элеоноре и дальше оскорблять себя. Я крепилась духом, убеждая свой неукротимый норов перетерпеть эту смехотворную головомойку из страха за Эллен. Но почти до боли было обидно, что старый граф так ничего и не ответил в мою защиту. Хотя, зная его слабость к спектаклям и сценам, я была уверена, что наблюдая за нами, он от души веселился.

Похоже, с этого момента смертная скучища, что затопила Китчестер подобно вязкой болотной тине, больше не терзала старика. Его озорные лукавые глазки горели явным предвкушением. Он словно ждал, что с моим появлением в замке начнут происходить куда более захватывающие события, чем поголовный падеж мух под гнетом невыносимой скуки.

ГЛАВА 33

Удивительная, божественная скорость! Дамми летела без устали так, словно ее гнали вперед невидимые взору мощные крылья. Истосковавшись за ту неделю, что меня не было, по неистовому бегу и свисту в ушах упругого ветра, лошадь мчалась, не сбавляя скорости, желая вволю испить пьянящей свободы.

Когда впереди нахохленной стеной выросли деревья, я натянула поводья и придержала Дамми. Ей это не понравилось, она заартачилась, не желая покойного шага. Но все же подчинилась приказу и свернула с открытого поля в дремотный, пронизанный паутиной тумана, лес.

Я направила Дамми по едва заметной тропинке между папоротниками. Она мирно плелась мимо вязов и падубов, то и дело опуская морду к высокой траве, и, фыркая и вздрагивая всем телом, когда холодная роса окропляла ее бархатный нос. Воздух, напоенный хмельным запахом прелой листвы и мшистой сырости, обладал острым горчащим привкусом. Я вбирала его всей грудью, словно не могла надышаться. Словно хотела вдохнуть частицу этого волшебного лесного мира, скрытого за утренней занавесью зеленых сумерек.

Вскоре я выехала к болотистым низинам, заросшим осокой, желтым дроком и мясистым хвощом. Промозглый туман поднимался от земли слоистой пеленой, застилал глаза и сбивал с пути. Кобыла нервно выворачивала шею, поглядывая назад. Я похлопала ее по загривку, успокаивая. Но она продолжала беспокойно встряхиваться. Ее тревога передалась и мне. Желто-мутная хмарь за последние минуты сделалась как будто еще плотнее. На небольшом расстоянии я уже едва различала склоненные к земле длинные стебли осота.

Внезапно из тумана донеслось невнятное бормотание, кто-то зачертыхался, а затем послышался скрипучий, как заржавевшее колесо молотилки, голос:

— Бо…Бо, черти тебя возьми, у нас гости! Да очухайся ты, недоросток собачий!

Я напрягла глаза, всматриваясь, но кроме изломанных ветвей

поваленного дерева, размытым пятном выглядывавшим из тумана, ничего не рассмотрела.

— По наши души явился… — скрипение сделалось злым, слова перемежались забористыми ругательствами, посылаемые небу и всему живущему на земле и под землей. — Вынюхал, гнида, где мы прячемся… О, чтоб лопнули мои зенки, дык это ж дамочка!

Раздался гнусавый смех, и буквально через секунду я услышала хруст веток и хлюпающие в вязкой жиже шаги. Я все еще не видела говорившего, но тот, похоже, не испытывал такого неудобства и прекрасно различал меня в мутной хмари.

— Эй, Бо, смотри-ка, какая пташечка к нам пожаловала ни свет ни заря. Чтоб я сдох, если вру, крошка высший сорт! Вот так удача! Эй, Бо…дурень, да ты бельма свои протри! Чует моя селезенка, дамочка не прочь позабавиться…

В тумане замелькал тусклый огонек лампы, похожий на растекшуюся кляксу. За ним маячила неясная бесформенная тень. И уже через несколько шагов за завесой водянистых паров прорисовался приземистый мужской силуэт. Я невольно вдавила пятки в бок лошади, и та попятилась. Я нисколько не испытывала страха, лишь какое-то неловкое омерзение.

Где-то совсем рядом, потревоженная шагами, издала пронзительное кваканье и бултыхнулась в мутную тину жаба. Дамми нервно дернулась и вздыбилась. Я едва удержалась в седле, но справилась. Еще не хватало свалиться немощным кулем к ногам пьяного бродяги! Я гикнула кобыле и, уверенно натянув повод, направила лошадь в лес. Вдогонку мне понеслись скабрезные шутки и чертыханье

Размышляя о том, кто же это такие: человек со скрипучим голосом и невидимый Бо, — я выехала из леса. Почуяв пахнущую сочной луговой травой свободу, Дамми припустила легкой рысью. Никто из нас не спешил возвращаться в Китчестер.

Мы поднимались вверх по лугу, пока речной поток не преградил нам путь. Серая речушка бурлила и перекатывалась пенными «барашками», дотрагиваясь водяными пальчиками до низких ветвей ив. Я пустила Дамми вдоль реки, намереваясь подъехать к мостику и немного побыть там.

Возможно, на шаткой скамеечке сидит старичок, его трость и зеленый котелок покоятся рядом, а сам он, сморщив желтушное личико и сощурив блестящие глазки, с превеликим наслаждением попыхивает трубкой. Я надеялась, что увижу его на нашем месте, и мы беззаботно поболтаем, как бывало раньше, веселясь и подшучивая друг над другом. Но его не было. Зато чуть поодаль, выше по течению, я заметила другого человека.

Дамьян стоял по грудь в воде и, заложив руки за голову, подставлял лицо утреннему солнцу. Частые «барашки» окатывали его загорелые плечи. Он не шевелился. И я, разглядывая его, не могла ни вздохнуть, ни отвести глаз. По коже от самых ботинок до макушки пробежались тысячи иголок, оставив после себя гусиную сыпь. Но вот резким движением Дамьян выкинул вперед руки и нырнул. Через долгий-долгий миг он показался над водой и, встряхнувшись как собака, размашисто загребая руками, поплыл навстречу течению.