Сомнамбула
Шрифт:
сегодня вечером
это произойдет сегодня
ночью
Не забыть запереть дом.
Побросаю вещи и назад. Одна сумка и одна бутылка. С таким набором на необитаемом острове долго не протянешь.
Есть над чем задуматься.
Вот-вот.
Яна опаздывала, а между тем ей надо было прийти пораньше. Перед уроком истории предполагалась «пятиминутка», на которой специально назначенный докладчик вводил слушателей в международное положение, это называлось «политинформация». На выходе из положения класс писал «летучку» — тоже своего
Снегу навалило — страшное дело, почти по пояс (так-то лучше, а то, может, расскажешь им про «Амаркорд»?). Для здешних широт это редкость. Дорожка в школу была робко проложена каким-то молодым и ранним любителем знаний, явно с нашего двора (уж не Замотана ли на шпильках в восемь утра протоптала, хи-хи). По дорожке, сметая бортами снег, шествовала Диана — в ярко-красном пальто и черной шляпке с вуалью. Обойти ее не представлялось никакой возможности.
Диана была классной,в смысле — классной руководительницей, и по совместительству историчкой. Она была величественна во всем — начиная от диссертации, защищенной не где-нибудь, а в МГУ, и заканчивая своей корпуленцией. Остановить коня на скаку ей ничего не стоило бы, попадись на дороге такой конь. В лифте она никогда не ездила по причине технического несовершенства оного. Ее голос, как трубный глас, призывал к ответу, и даже стопроцентные ботаны никогда не были уверены в том, что в конце четверти они войдут-таки в царствие небесное. Она безо всякого стеснения сообщала, что в молодости занималась в балетной школе. Ей было совершенно по барабану, что о ней говорят, потому что никто — даже откровенные циники — не мог не приметить ее масштаба.
Диана плыла, как ледокол «Арктика» среди торосов, и тропинка становилась дорогой в светлое будущее (интересно, если я все-таки поступлю на истфак, станет ли она хоть чуточку счастливей?). Яна, назначенная на сегодня политинформатором (ну и словечко), должна была прийти хотя бы на пять минут раньше, чтобы ознакомиться с папиной газетой, которая лежала в ее «дипломате», тоже папином, очень старом и даже перевязанном веревочкой, как у настоящего ботана. Из-за этого дипломата все и произошло.
Яна решилась на обгон и со словами «Доброе утро, Диана Ефимовна» (а как бы звучало — Афина Ефимовна? — многовато фукающих звуков, несолидно, шепеляво как-то, пусть остается Дианой) нырнула в сугроб. Зацепившись там за какой-то куст, она бесславно растянулась у ног богини охоты, бечевка на чемодане лопнула, и он развалился. Новенькие гелевые ручки повтыкались в снег и превратились в разноцветные флажки (ату его, ату), от конфет остались только дырочки в снегу (зубы будут целей, сказала бы мама), зато парочка потрепанных учебников, рассыпавшись веером, превратились в захватывающую, как говорила Диана, панораму истории Нового времени.
Это стоило бы подстроить, чтобы насладиться зрелищем Клио, переступающей через историю (а заодно через физику). Долой закон всемирного тяготения.
Однако 10-й «б» так и остался без политинформации.
Яна
А, да не он один. Из-за угла вырулил Глушко с Мишиным и Нефедовой. Сейчас будут курить и материться. А потом Нефедова подойдет и попросит конфетку — зажевать. Все знают, у кого просить конфетку. Аттракцион «А ну-ка отними». Конфетка осталась одна. Главное дело, не поверит, что нету.
И. остановился возле них, что-то они с Генкой друг другу сказали, поручкались, раздался сиплый Генкин гоготок. И. поставил дипломат на снег (разве что веревочки нет, а раздолбанный не хуже моего). Не курит, надо же. Оригинал.
Потом он увидел Яну. Сделал собеседнику знак типа «до встречи, друг», поднял чемодан и пошел прямо к ней. Рабочая тройка с интересом уставилась на них обоих.
на глазах у всех подошел и сказал
— что ты делаешь, перестань
— он вкусный
— дурочка, простудишься
и начал отряхивать снег — с варежки, с шубки — где это ты так —
потом снял перчатку и холодной ладонью коснулся лица
черные-черные глаза где-то за спиной заиграл патефон сбился замолчал
— у тебя все лицо мокрое
я плакала но это было вчера а сегодня нет я как-то и забыла о тебе с этим чемоданом потом снова пошел снег
смотрела на его губы страдальческая усмешка и как всегда без шапки дуэлянт
у него перчатки а у меня варежки как у ребенка
дурочка и есть
слезы или снег неужели плакала хочется поцеловать кажется так говорят когда не знаешь что дальше
и чемодан в руке такой же нелепый как у меня чемоданное настроение чемоданное объяснение
— ты прогулял историю
— как видишь
— а я и не знала, что ты способен на такое
сказать ей пошлость: ты, дескать, и в самом деле не знаешь, на что я способен
дурочка с переулочка завела светский разговор — ну что за манера острить невпопад
— с сегодняшнего дня я тебе не разрешаю есть снег
это он или мне послышалось звонок трещал над самым ухом из дверей посыпалась малышня нас почтительно обходили
появилась Нефедова и получила свою конфету — беспрепятственно
глупости никого не было мы одни
шел снег и мы пошли в школу — это армейский юмор
на урок начальной военной подготовки
учиться перевязывать раны задерживать дыхание и падать на снег
Сбежала. Испугалась-таки чудовища.
Что будешь делать? Караулить под дверью, разъяснять — ты же сама, твоя идея была. Я тут ни при чем. Я не виноват.
Ты, надо сказать, приложил руку. Показал себя в лучшем свете. Нет, я не Байрон, я другой, и ничего мне вашего не надо. Про Левку зачем-то вспомнил, отелло местного разлива.