Сомнамбула
Шрифт:
Всегда знал, что дружба у них невинная, школьная, а злился. Левка мне все как есть выкладывал, и про киношку, и про коньки, как она его зимой по утрам тащила кататься, а он упирался, и солнце вставало красное, и лед был щербатый, и коньки тупые.
Велено ждать, однако. С другой стороны, польза налицо — теперь можно курить на балконе. Звездами любоваться.
Кажется, это мы уже проходили.
…
— Эй, Ромео.
Это она мне?
— Выходи.
Сейчас весь двор на
— Лик его прекрасен. Глаза… глаза… страшно сверкают. Короче говоря, он ужасен.
— А я и не надеялся.
— Идешь или нет?
— Мне, конечно, говорили, что женщины опаздывают. Но не на десять же часов.
— Не ворчи, пожалуйста.
Она пришла совсем другая, очень веселая. На лестнице взяла меня под руку и это почему-то насмешило ее еще больше. В конце концов я тоже начал смеяться.
— Что у тебя там?
— Вино.
— За мной еще никто так не ухаживал.
— У тебя хотя бы штопор есть в доме?
— А кто его знает.
— Он еще и непьющий.
— Я практически лишен недостатков.
— Протестую. Плагиат.
— Почему же. Чистая правда.
— Это не ты сказал.
— Конечно, я — ты же сама слышала.
— Знаешь что…
На этой ступеньке она вдруг перестала хохотать и мы поцеловались.
Вот так просто.
он сказал — и не надейся, нас в покое не оставят
сколько вокруг любопытных, передайте билетик, пожалуйста
я знаю его улыбку хотя никогда не видела его лица
он улыбается мы оба думаем об одном — темная комната три ступеньки над водой ветки в окно то чего никогда еще не было этой ночью с завязанными глазами огибая неподвижные
в трамвае много людей сосредоточенных зацепившихся за камни чтобы не унесло и нам не выбраться разделенная надвое вода ты говоришь значит мы еще живы а окружающие смеются им кажется это шутка потому что в трамвае давка и духота как под землей с единственным деревом уходящим вверх
веточки легких корни папоротников неглубоко тихо так легко
в толпе в поисках свободного места у окна сама не знаю как это случилось я положила голову ему на грудь и слушала ветер только удивилась что рубашка белая он же не служащий не клерк хотя почему бы и нет он может быть любым он может быть всем
люминесцентный белый жужжание ламп пустые столы следы от чашек ряды мониторов на экранах ступеньками растет индекс сейсмической активности и обваливается вниз и снова растет
автоматическая обработка данных провода идут к огромному телу земли суточные колебания температуры зубцы кардиограммы
ровно как у тебя ровно бьется сердце
что бы ни происходило он всегда уже здесь
это к нему я выходила ночью на лестницу с сигаретой в руке он отбирал — не надо
непохожий на отца — и все-таки кажется что у него есть дети
из-за стола когда только
но каждый раз кто-то обнимал меня полные карманы снега полярная шуба он говорил оленья доха клубился пар мы падали в сугроб сириус голубыми иглами пробовал не больно ли нет не больно уже не больно
он всегда был
насмешливо — твои мужчины —особенно красивые и высокие пассионарные оторвать и бросить рвать мясо зубами полусырое с запахом пороха и болот жесткое утиное мясо на осенней равнине
помнишь тот октябрь необычайно теплый я думала это предел большего быть не может желтая трава длинные дни его виски черные с проседью граф грэй ему не надо было даже похваляться своей родословной достаточно взглянуть на руки на сухие губы
все время пересыхали хотелось пить поближе к огню железу преследовать отсекать пути вывешивать флажки и в открытом поле за сто шагов уже знать
у него было необыкновенное острое зрение и каждое живое существо для него было заранее помечено крестиком там где душа
и я стояла в ванной перед зеркалом всматривалась в заплаканное лицо розовое бессмысленно молодое со злостью думала ну и пусть не доставайся же ты никомуэто уже твой голос твой обычный комментарий ты всегда надо мной посмеивался
я хватаю с подзеркальника его жиллет чтобы запустить в тебя но дело сделано вещи собраны а на улице очередной температурный рекорд ранняя весна брызги зелени солнца хрустящий салат горячий хлеб и я в какой-то забегаловке со всеми вещами за стойкой и ты напротив а руки все-таки замерзли но кофе какой здесь кофе
на другом берегу уже в августе некто говорил дай мне поспать я не обгорю не беспокойся иди поплавай и я знала что он не обгорит куда там это хорошая копия бронза тело всех возможных подвигов отдыхающий герой одна часть к девяти согласно канону и локоны которые не берет ни морская вода ни расческа я накрываю ему лоб газеткой и иду вдоль тел и как ты думаешь почему мне смешно
твои мужчины
смейся ведь ничего нельзя поделать это кажется врожденное называется animus
но ты же никогда не видела меня — я и сейчас не вижу я только дышу — жарко
я почему-то думала что это должен быть трамвай
синие молнии петли ремни свисающие с потолка и кроме нас еще два пассажира и водитель
а это автобус — и пока все не выйдут мы тоже — значит они жили долго и счастливо и умерли в один день
трамвай едет по Москве а Москва это лес и вот уже вышли те двое — так и должно быть если долго живешь на свете
они машут рукой издалека и сворачивают на боковые дорожки а я все не могу решиться посмотреть на тебя какой ты но это воспоминание о том что было единственный раз пока душа тряслась в автобусе