Сомнительная полночь

Купер Эдмунд

– Теперь я знаю, что вы всего лишь машина, - сказал он грустно.

Марион-А начала накрывать стол для ленча.

– Мне присоединиться к вам за едой, сэр? Он в упор посмотрел на нее:

– У меня теория, Марион. Вы говорите "Джон", когда что-то одобряете, и "сэр", когда не одобряете. Как вы считаете, хорошая мысль?

Она тоже посмотрела на него:

– Я не могу высказать твердого мнения, Джон. Я не запрограммирована на одобрение или неодобрение. Но я сознаю непостоянство обращения, особенно, потому,

что вы просили меня называть вас "Джон" приватно. Возможно, поскольку просьба не согласуется с моей основной программой, это вызывает некоторую нестабильность.

– И возможно, - добавил Маркхэм, - андроиды более чувствительны, чем сами считают... Не нужно есть со мной, Марион. Но мне бы хотелось, чтобы вы посидели и поговорили со мной.

Во время еды она сидела на стуле напротив него, серьезно наблюдая за тем, как он ест. Маркхэм машинально задавал ей вопросы, большей частью касающиеся современной общественной жизни. Мари-он-А отвечала автоматически, не добавляя от себя никакой дополнительной информации, и не пыталась оживить разговор своими вопросами.

Маркхэм налил себе вторую чашку кофе и взял предложенную Марион-А сигарету.

– Я бы хотел, чтобы у вас развилось чувство любопытства, - неожиданно сказал он.
– Я хочу, чтобы вы стали более независимой.

– Я думаю, - сказала Марион-А с удивлением, - вы хотите, чтобы я была слишком очеловечена. Это нехорошо, Джон.

– Вы обладаете способностью оценивать ситуацию и принимать решения. Вы накапливаете информацию и умеете соотносить чувственную информацию; почему же не больше?

– Потому что это не моя программа. Маркхэм засмеялся:

– В программе наших детей нет формулы изобретения атомной бомбы или формул неэвклидовой геометрии. Но некоторые дети, вырастая, очень хорошо в этом разбираются.

– Я не могу вырасти.

– Не физически; может быть, даже не духовно. Интеллектуально. Она улыбнулась:

– Я думаю, вы переоцениваете функции андроидов, Джон.

– Чертовски, - сказал он, неожиданно мрачнея.
– Могу поставить фунт против гнутого пенни, что величайшая ошибка человечества заключается именно в недооценке андроидов.

– Почему вы так говорите?

– Ага!
– победно воскликнул он.
– Вопрос, основанный на любопытстве! Или это что-то большее? Марион-А поднялась.

– Вы устали, - сказала она.
– Я думаю, вам пора отдохнуть.

– К тому же - уход от разговора, - радостно констатировал он.
– Вы, андроиды, может быть, и водите человечество на поводке, Марион. Но у нас все же есть два секретных оружия. Интуиция и хитрость.

Марион-А засмеялась. Он в первый раз услышал ее смех. Звук был приятный и очень индивидуальный. Он был изумлен.

– Дорогой Джон, - сказала она удивительно выразительным голосом, вполне возможно, что интуиция и хитрость имеют механические эквиваленты.

– Господи, - сказал он торжественно, - теперь я действительно напуган.

–

Сон, - сказала Марион-А снова серьезно, - возможно, устранит все ваши страхи... Когда мне разбудить вас, Джон?

– Когда вечерняя звезда, как камень драгоценный, осветит неба грудь.

Марион-А улыбнулась:

– Тогда я разбужу вас в восемнадцатом столетии.

Она прошла в спальню, задернула занавески, переключила скрытое освещение на туманное, спокойное голубое. Маркхэм посидел еще немного, размышляя о неожиданном экскурсе Марион-А в иронию.

В конце концов он решил, что она в хорошем настроении. Но каким же образом андроид может быть в хорошем настроении? Тут у него появилось совсем уж фантастическое предположение, что это все из-за того, что он обещал взять ее на прогулку.

Маркхэм считал вечер, проведенный в Лондоне, весьма успешным - в плане расширения своих познаний о жизни двадцать второго столетия. Но в плане борьбы со своим всевозрастающим одиночеством это была полная неудача. Чем больше он видел, тем больше понимал, насколько эта жизнь чужда ему.

Кино и театры исчезли совсем. Все, что он обнаружил, - это студии, современный эквивалент старомодных ночных клубов, бары-рестораны, гимнастические залы и храмы, принадлежащие различным религиозным культам. Наиболее выдающимся был дворец, принадлежащий "Три-С" - Сообществу Сексуальных Символистов. Он собрался было войти в какой-то храм на Флит-стрит, чтобы посмотреть, какой он внутри, но Марион-А сказала, что сначала нужно стать послушником братства, а чтобы достигнуть этого счастливого состояния, он должен заручиться рекомендацией кого-либо, кто уже является членом общества.

Обилие храмов с кричащими фасадами и неоновыми надписями очаровывало его. Но он решил, что исследование этого аспекта современной жизни следует осуществить позднее. "Нужды торопиться нет, - напомнил он себе с горечью. У меня масса времени".

Гимнастические залы тоже были только для членов Сообщества. Оставались студии и бары-рестораны.

Он выпил в одном таком на Шафтесберри-авеню, про который Марион-А сказала, что этот бар типичен. Бар находился в длинном зале, за стойкой стоял бармен-андроид; было там несколько стеклянных "тайничков", уже занятых, и несколько старомодных кабинок, высотой по плечо.

В зале было около двадцати человек, двое или трое в сопровождении андроидов. Маркхэм предпочел бар. Едва он успел заказать выпивку, как к нему обратилась девушка лет семнадцати ил" девятнадцати. Она полностью игнорировала Марион-А.

– Привет, незнакомец. У вас интересное лицо и вполне подходящий каркас. Вы постельнонастроенный, любвенастроенный или скуконастроенный?

– Одиноконастроенный, - сказал Маркхэм с улыбкой. Она была весьма привлекательной девушкой, но он уже по опыту знал, что события в двадцать втором веке имеют тенденцию развиваться чуть слишком быстро.