Somnium breve

Маковский Сергей

Часы(«Час за часом с колокольни дальней…»)

«Dis, qu’as tu fait, toi que voila»…

Verlaine.

Час за часом с колокольни дальней прогудит глухим укором бой. Слышишь ли? Он плачет все печальней о годах, загубленных тобой. Жизнь — о, чаша боли, слез и света, суженая сердцу, — где она? А душа, как песня, недопета, а душа пред Господом смутна. Было ей завещано так много — столько небом озаренных нив… Что

ты сделал, забывая Бога, подвига любви не довершив?

НА ЮГЕ

«Ко мне вернулась вещая подруга…»

Ко мне вернулась вещая подруга, — она со мной давно уж не была, — в залог любви с возлюбленного юга серебряной сирени принесла. Я тронут обольщающим приветом, смотрю, не налюбуюсь на сирень. Каким родным, животворящим светом вновь озарен мой отснявший день! Приник лицом к ее душистой пене, разглядываю каждый лепесток… Между цветов серебряной сирени найду ли пятилелестный цветок?

«О, юность милая! Твоих весенних радуг…»

О, юность милая! Твоих весенних радуг и в зиму долгую нс угасает свет — и в пыльной старости на всем, что любим, след восторгов, слез твоих, и грусти, и загадок. У нашей памяти другой отрады нет: воспоминаний дым неизъяснимо-сладок, когда повеют им на сгорбленный упадок пожары золотых, светорожденных лет. Темней душа, темней… Но грезиться мне будет волшебная лазурь давно угасших дней, покуда сам Господь не позовет слышней и вечностью от сна земного не разбудит… О, пламя юности! Сияет призрак твой, как радуга весны над сенью гробовой.

«Пылает небо над пустыней…»

Пылает небо над пустыней, слепят полдневные лучи. Далеко — море, в котловине лепечут горные ключи. Туда, в лесную тень, по скалам иду тропинкой не спеша — каким-то счастьем небывалым томится певчая душа. Жук прожужжит иль свистнет птица, или в траве зашелестит — все, все земное будто снится и вечность тайную сулит. Нездешней правдой сердце дышит и чутко замирает вдруг и в каждом звуке слышит, слышит неслышный уху, тайный звук…

Le Cannet

«Июлем раскаленный юг…»

В. А. Злобину.

Июлем раскаленный юг, пылающее море, вдали — туманный полукруг таврических предгорий; костер полуденных небес, кипенье голубое, цикады знойно-звонкий треск и пение прибоя; да чайка: вскрикнет и нырнет, и, выгибая спины, выплескиваются из вод веселые дельфины.

Симеиз

«О, моря южного покой…»

О, моря южного покой, воды отлив атласный, край неба, задымленный мглой, и месяц молодой, невинно,

нежно-золотой, и тень мечты неясной. Как рай — вечерний небосвод, как вечность миг единый, а тишина такая вод, что кажется: вот-вот услышишь ангела полет над водною равниной.

Ницца

«Ах, эти горы! По утрам…»

«О, этот юг!»

Тютчев

Ах, эти горы! По утрам, чуть свет, какие озаренья! Молюсь нагорным алтарям — и мира непорочен храм, как в утро первое творенья. Ах, улететь бы в эту высь от тьмы, от ужаса земного — туда, где горы вознеслись и с бесконечностью слились пучины неба голубого. Ах, раствориться в этой мгле, пронизанной его сияньем, не помнить о добре и зле, не быть собою на земле — быть только светом и мерцаньем…

Vence

«Зноен день, но с гор прохлада…»

Зноен день, но с гор прохлада: и жара, и не жара. В этих старых липах сада ветер шелестит с утра. Небо, даль, просторы… Боже! этакая благодать — на качалке полулежа и дремать, и не дремать, слушать тишины безбрежной голоса: цикады скрип, гуд пчелы и шорох нежный, шелковистый шелест лип. И беззвучье и звучанье, песня золотого дня… Этой музыке молчанья нет названья у меня.

La Colle-sur-Loup

«Обглоданы ветрами скалы…»

Обглоданы ветрами скалы, лишь мох да вереск одичалый в морщинах каменной земли, и только по руслу быстрины столпообразные теснины косматым лесом обросли. Поток внизу шумит упорно, свергаясь с высоты нагорной от заповедных родников, — клокочет глухо, будто споря, бежит, бежит к лазури моря, к просторам южных берегов. Здесь нет людей, от них далеко, в тиши пустынно-одинокой — как голос рока из глубин, лишь это смутное роптанье, глухонемое бормотанье в дремучих зарослях теснин.

«Тишина. Примолкли птицы…»

Тишина. Примолкли птицы, спрятались в ветвях и спят. Не журчит, не шелестится розовый, вечерний сад. И над лугом все дневные отзвучали голоса, стали призрачны немые, сумеречные леса. Только там, в селенье горном, громче колокол позвал, громче по оврагам черным горный ключ забормотал. Искоркой еще несмелой первая зажглась звезда. И блаженно сердце пело… Этот вечер — навсегда.