Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL.
Шрифт:
И, наконец, Баоюй увидел рисунок с изображением двухэтажных палат, в палатах повесившуюся красавицу, а ниже стихи:
Не слишком ли звучит красиво: Любовь как небо! Любовь как море! Преувеличивать не надо значенье нынешних услад. Любовь порою и вульгарна, когда при обоюдном вздоре От необузданности чувства на смену ей идет разврат! Зря говорят, что от Жунго Неправедных происхожденье, Скорей всего в роду Нинго Источник склок и наважденья!Баоюй собрался было читать дальше, но Цзинхуань
— Стоит ли рыться в непонятных для тебя записях? Прогуляемся лучше, полюбуемся чудесными пейзажами!
Баоюй невольно выпустил из рук книгу и последовал за Цзинхуань. Взору его представились расписные балки и резные карнизы, жемчужные занавеси и расшитые пологи, благоухающие цветы бессмертия и необыкновенные травы. Поистине великолепное место! О нем можно было бы сказать стихами:
Створы красных дверей озаряющий свет, чистым золотом устланный пол. Белоснежная яшма на раме окна, — вот каков из нефрита дворец!И снова слуха Баоюя коснулся ласковый голос Цзинхуань:
— Выходите скорее встречать дорогого гостя!
Не успела она произнести эти слова, как появились бессмертные девы. Закружились в воздухе их рукава, затрепетали на ветру крылатые платья; красотой девы не уступали весенним цветам, чистотой и свежестью — осенней луне.
Увидев Баоюя, девы недовольным тоном обратились к Цзинхуань:
— Мы не знали, о каком госте идет речь, сестра, и потому вышли его встречать. Ведь вы говорили, что сегодня сюда должна явиться душа нашей младшей сестры — Пурпурной жемчужины. Мы давно ее ждем. А вы привели это грязное создание. Зачем оно оскверняет ваши владения?
Смущенный Баоюй, услышав эти слова, хотел удалиться, но Цзинхуань взяла его за руку и, обращаясь к девам, молвила:
— Сейчас я вам все объясню. Я как раз направлялась во дворец Жунго, навстречу Пурпурной жемчужине, когда, проходя через дворец Нинго, встретила души Жунго-гуна и Нинго-гуна. И вот они говорят мне: «С той самой поры, как стала править ныне царствующая династия, наши семьи прославились своими заслугами, из поколения в поколение наследуют богатство и титулы. Но минуло целых сто лет, счастье нашего рода кончилось, его не вернуть! Много у нас сыновей и внуков, но достойного наследника нет. Разве что внук Баоюй. Нрав у него весьма странный и необузданный, зато мальчик наделен умом и талантом. Вот только некому его наставить на путь истинный. Теперь же мы уповаем на вас. И если вы покажете ему всю пагубность мирских соблазнов и поможете вступить на путь истинный, счастью нашему не будет предела!» Они так умоляли меня, что я пожалела их и решила привести Баоюя сюда. Сначала подшутила над ним, разрешила полистать книгу судеб девушек его семьи, но он ничего не понял, — так пусть здесь, у нас, испытает могучую силу страсти. Быть может, тогда прозреет.
С этими словами фея ввела Баоюя в покои.
— Что здесь за аромат? — спросил Баоюй, ощутив какой-то неведомый ему запах.
— Это — аромат ароматов настоянной на душистом масле жемчужных деревьев редчайшей травы, произрастающей в волшебных горах. Ничего подобного нет в мире, где ты обитаешь, ибо мир этот погряз в скверне. — Цзинхуань холодно усмехнулась.
Баоюю оставалось лишь удивляться и восхищаться.
Когда они сели, служанка подала чай, необыкновенно прозрачный, с удивительным запахом, и Баоюй спросил, как этот чай называется.
— Этот чай называется «благоуханием тысячи роз из одного чертога». Растет он в пещере Ароматов на горе Весны, — пояснила Цзинхуань, — а заварен на росе, собранной с цветов бессмертия.
Баоюй, очень довольный, кивнул головой и окинул взглядом покои. Чего здесь только не было! И яшмовый цинь [81] , и драгоценные треножники, и старинные картины, и полотнища со стихами. На окнах — шелковые занавеси, справа и слева от них — парные надписи, одна особенно радовала душу:
81
Цинь — китайский музыкальный инструмент.
Баоюй прочел надпись, а потом спросил Цзинхуань, как зовут бессмертных дев. Одну звали фея Безумных грез, вторую — Изливающая чувства, третью — Золотая дева, навевающая печаль, четвертую — Мудрость, измеряющая гнев и ненависть.
Вскоре служанки внесли стулья и столик, расставили вино и угощения. Вот уж поистине:
Рубину подобен напиток: хрустальные чаши полны! Нефритово-терпкая влага: янтарные кубки влекут!Баоюй не удержался и спросил, что за аромат у вина.
— Вино это приготовлено из нектара ста цветов и десяти тысяч деревьев, — отвечала Цзинхуань, — и настояно на костях цилиня [82] и молоке феникса. Потому и называется: «Десять тысяч прелестей в одном кубке».
Баоюй в себя не мог прийти от восхищения.
А тут еще вошли двенадцать девушек-танцовщиц и спросили у бессмертной феи, какую песню она им прикажет исполнить.
— Спойте двенадцать арий из цикла «Сон в красном тереме», те, что недавно сложены, — велела Цзинхуань.
82
Цилинь — мифическое животное, единорог.
Танцовщицы кивнули, ударили в таньбань [83] , заиграли на серебряном цине, запели: «Когда при сотворенье мира еще не…», Цзинхуань их прервала:
— Эти арии не похожи на арии из классических пьес в бренном мире. Там арии строго распределены между героями положительными и отрицательными, главными или второстепенными и написаны на мотивы девяти северных и южных мелодий. А наши арии либо оплакивают чью-либо судьбу, либо выражают чувства, связанные с каким-нибудь событием. Мы сочиняем арии и тут же исполняем их на музыкальных инструментах. Кто не вник в смысл нашей арии, не поймет всей ее красоты. Поэтому пусть Баоюй прочтет сначала слова арий.
83
Таньбань — ударный музыкальный инструмент.
И Цзинхуань приказала подать Баоюю лист бумаги, на котором были написаны слова арий «Сон в красном тереме».
Баоюй развернул лист и, пока девушки пели, не отрывал от него глаз.
84
…Чтобы о золоте печали… — Под «золотом» подразумевается Баочай, под «яшмой» — Дайюй.