СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ
Шрифт:
— Это страшное разочарование, — пробормотал Тревиц.
— Видите ли, — сказал Пелорат, — на каждой планете своя версия галактического стандартного, и в Галактике миллионы диалектов, которые иногда не очень взаимопонятны. Но все они развивались вместе. Если предположить, что эта планета двадцать тысяч лет находилась в изоляции, ее язык должен стать непонятным для остальной Галактики. Язык этой планеты должен был измениться, но не изменился; возможно, это связано с роботами. Их постоянно программировали, и язык остался статичным, и мы сейчас имеем дело
— Пример того, — сказал Тревиц, — что роботизированное общество статично и вырождается.
— Но мой дорогой друг, — запротестовал Пелорат, — сохранение языка относительно неизменным еще не означает, что общество вырождается. В этом даже есть преимущество. Документы тысячелетней давности не теряют смысла и придают большую долговечность историческим архивам. В Галактике язык имперских архивов времен Хари Селдона уже звучит старомодно.
— А этот древнегалактический вы знаете?
— Не то чтобы знаю, Голан. Просто я в нем поднаторел, изучая древние мифы и легенды. Его словарь не так уж отличается, но в нем другие склонения и есть идиоматические выражения, которыми мы уже не пользуемся. Ну и произношение совершенно изменилось. Я кое-как могу служить переводчиком.
Тревиц вздохнул.
— Лучше, чем ничего, — сказал он. — Продолжайте, Янов.
Пелорат повернулся к роботам, немного помолчал, затем повернулся снова к Тревицу.
— А что им сказать?
— Начнем с главного. Спросите их, где Земля.
Пелорат произносил слова раздельно и при этом преувеличенно жестикулировал.
Роботы переглянулись и издали несколько невнятных звуков. Затем заговорил средний. Он что-то сказал Пелорату, а тот ответил, раздвигая руки, как будто растягивал резиновую ленту. Робот стал отвечать, так же тщательно разделяя слова, как Пелорат.
— Я не уверен, — сказал Пелорат Тревицу, — что сумел объяснить им, что я подразумеваю под "Землей". Я подозреваю, что они подумали, будто я имею в виду какой-нибудь район их планеты. Они говорят, что такого района не знают.
— Они сказали, как называется эта планета, Янов?
— Самое близкое, как я могу передать это слово — "Солярия".
— В легендах оно вам когда-нибудь встречалось?
— Нет, как и Аврора.
— Спросите их, есть ли место, называемое "Землей", среди звезд. Покажите наверх.
После нового диалога Пелорат сказал:
— Единственное, чего я от них добился, Голан, это то, что на небе нет никаких мест.
— Спроси их, — сказала Блисс, — каков их возраст, вернее, сколько времени они функционируют.
— Я не знаю, как сказать "функционировать". Я, собственно, не уверен, что смогу правильно сказать "возраст". Я не слишком хороший переводчик.
— Сделай, что можешь, дорогой.
После обмена несколькими репликами, Пелорат сказал:
— Они функционируют двадцать шесть лет.
— Двадцать шесть лет, — повторил Тревиц с отвращением. Вряд ли они старше вас, Блисс.
С неожиданной обидчивостью Блисс попыталась
— При всем при том…
— Знаю. Вы — Гея, которой от роду тысячи лет. Во всяком случае, эти роботы не могут говорить о Земле на основании своего опыта, и в их банках памяти нет ничего сверх необходимого для их функционирования. Об астрономии они, конечно, понятия не имеют.
— Где-нибудь на планете, — сказал Пелорат, — могут найтись древние роботы.
— Сомневаюсь, — сказал Тревиц, — но спросите об этом у них, если сумеете найти слова, Янов.
На этот раз состоялся продолжительный разговор, и Пелорат закончил его с выражением отчаяния на покрасневшем лице.
— Голан, — сказал он, — я не все понял, но, по-видимому, старых роботов используют как рабочих. Будь этот робот человеком, я бы сказал, что он презирает старых роботов. Эти три робота домашние и, как они говорят, им не дают состариться до замены. Таково положение, это их слова, а не мои.
— Да, не много они знают, — проворчал Тревиц, — по крайней мере, из того, что нужно нам.
— Теперь я жалею, — сказал Пелорат, — что мы так поспешно улетели с Авроры. Если б мы там нашли уцелевшего робота — а, судя по моей находке, мы бы его обязательно нашли, — он рассказал бы нам о Земле по собственным воспоминаниям.
— Если бы его память не пострадала,- сказал Тревиц. — Если понадобится, мы можем туда вернуться, Янов, несмотря на собачьи своры… Но если этим роботам лишь два десятка лет, то здесь должен быть кто-то, кто их изготовил, и можно ожидать, что это люди. — Он повернулся к Блисс. — Вы уверены, что почувствовали…
Но она остановила его, подняв руку и напряженно прислушиваясь.
— Приближается, — тихо сказала она.
Тревиц взглянул на холм. Из-за холма показалась фигура человека. Его кожа была бледной, длинные светлые волосы обрамляли серьезное и совсем молодое лицо. Обнаженные руки и ноги не казались особенно мускулистыми.
Роботы расступились, когда он подошел, и он встал посередине между ними.
Он заговорил приятным голосом, и язык, на котором он заговорил, оказался стандартным галактическим, хотя и с некоторым налетом архаичности. Он говорил вполне понятно.
— Привет вам, пришельцы из космоса, — сказал он. — Что вам угодно от наших роботов?
Тревиц не покрыл себя славой. Он тупо спросил:
— Вы говорите на галактическом?
— А почему бы нет, немотой мы не страдаем, — сказал соляриец с холодной улыбкой.
— А они? — Тревиц указал на роботов.
— Они роботы. Они говорят на местном языке. Но мы — соляриец, мы слушаем гиперпространственные передачи с далеких планет, так что мы владеем вашей речью, как и наши предшественники. Наши предшественники оставили описание языка, но мы слышим, как он меняется. Как будто вы, колонисты, можете удерживать планеты, но не можете удержать язык. Почему вас удивляет, что мы владеем вашим языком?