СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ
Шрифт:
— Гермафродиты, — сказал Пелорат.
— Это так называется на вашем языке? — безразлично спросил Бандер.- Мы никогда не слышали этого слова.
— Гермафродитизм заводит эволюцию в тупик, — сказал Тревиц. — Все дети оказываются генетическими двойниками своего родителя.
— Ну что ты, — сказал Бандер. — Ты трактуешь эволюцию как метод проб и ошибок, а мы, солярийцы, проектируем своих детей, как пожелаем. Мы можем изменять гены и иногда это делаем… Но мы уже дошли до нашего подземного замка. Войдем.
На двери не было замков, но при их приближении она открылась и, когда они прошли, закрылась за ними. В комнате-пещере не было окон, и с появлением людей стены засветились. Пол казался голым, но мягко пружинил. В каждом из четырех углов стояло по неподвижному роботу.
— Эта стена, — сказал Бандер и показал на стену напротив двери, с виду такую же, как остальные, — наш видеоэкран. Через этот экран перед нами открывается мир, но это не стесняет нашу свободу, поскольку никто не принуждает нас пользоваться экраном, если мы не желаем.
— А если, — спросил Тревиц, — вы захотите кого-то увидеть, а он не пожелает воспользоваться видеоэкраном?
— Принуждать, — ответил Бандер заносчиво, — мы никого не собираемся. Пусть другие делают, что хотят, лишь бы и нам никто не мешал делать, что хочется.
В комнате было только одно кресло, обращенное к стене-экрану, и Бандер сел в него. Тревиц оглянулся, как бы ожидая, что из пола вырастут дополнительные кресла.
— Можно нам тоже сесть? — спросил он.
— Как хотите, — ответил Бандер.
Блисс с улыбкой села на пол. Пелорат сел рядом с ней. Тревиц упрямо остался стоять.
— Скажите, Бандер, — сказала Блисс, — сколько людей живет на этой планете?
— Говори "солярийцев", получеловечек Блисс, — ответил Бандер. — Слово "люди" дискредитировано тем, что так называют себя полулюди. Мы могли бы называть себя целыми людьми, но это слишком громоздко. Правильный термин — "соляриец".
— В таком случае, сколько солярийцев живет на этой планете?
— Точно не знаем. Солярийцы не пересчитывают себя. Сотен двенадцать, вероятно.
— Только двенадцать сотен на целой планете?
— Целых двенадцать сотен. Опять ты учитываешь количество, когда мы учитываем качество… Ты не понимаешь свободы. Если хоть один соляриец оспаривает наше господство над любой частью нашей территории, или над любым нашим роботом, или животным, или предметом, наша свобода ограничивается. Чтобы избежать этого, солярийцы живут на таких расстояниях друг от друга, при которых контакт практически отсутствует. Двенадцать сотен солярийцев Солярия выдерживает, и при этом условия близки к идеальным.
— Это значит, что каждое рождение ребенка должно учитываться и уравновешиваться смертью, — сказал Пелорат.
— Безусловно.
— Поскольку смертей у вас немного, значит, и детей немного.
— Действительно.
Пелорат кивнул и замолчал.
— Я хотел бы узнать, — сказал Тревиц, — как вы заставили мое оружие плыть по воздуху.
— Мы предложили тебе в качестве объяснения колдовство. Ты отказываешься принимать такое объяснение?
— Конечно. За кого вы меня принимаете?
— А в сохранение энергии и неизбежное возрастание энтропии ты веришь?
— Верю. Но не верю, что вы изменили эти законы или сдвинули их хоть на микрон, даже за двадцать тысяч лет.
— А вот и сдвинули, получеловечек. Подумай вот о чем. Имеется солнечный свет. — Последовал неожиданно грациозный жест, обозначающий солнечный свет вокруг. — И есть тень. На солнце теплее, чем в тени, и тепло самопроизвольно перетекает из освещенных участков в затененные.
— Я это знаю, — сказал Тревиц.
— Настолько хорошо знаешь, что, вероятно, об этом и не думаешь. А ночью поверхность Солярии теплее, чем объекты за атмосферой, и тепло самопроизвольно перетекает из теплых участков в холодные.
— Это я тоже знаю.
— И днем, и ночью глубины планеты теплее, чем ее поверхность. Поэтому тепло самопроизвольно течет из глубины к поверхности. Мы думаем, что это ты тоже знаешь.
— Что же из этого следует, Бандер?
— Поток тепла от холодного к нагретому, который имеет место согласно второму закону термодинамики, можно использовать для совершения работы.
— Да, теоретически. Но эти потоки так рассеяны, что если запрячь такой поток в работу, вряд ли можно сдвинуть с места хотя бы песчинку.
— Смотря каким инструментом ты пользуешься для этого, сказал Бандер. — Наш инструмент разрабатывался несколько тысяч лет и составляет часть нашего мозга.
Бандер поднял волосы с двух сторон, открывая участки за ушами. Он повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую, и стало видно, что с каждой стороны за ухом имеется выпуклость, формой и размерами похожая на тупой конец куриного яйца.
— Это часть нашего мозга. У вас ее нет, и это тоже отличает солярийцев от вас…
Тревиц поглядывал на Блисс, а она полностью сосредоточилась на Бандере. Тревиц больше не сомневался, что понимает, в чем дело.
Бандер, несмотря на панегирик свободе, не смог устоять перед уникальной возможностью поговорить. С роботами интеллектуальная беседа невозможна, тем более с животными. Общаться с солярийцами ему было неприятно, они разговаривали друг с другом только по делу.