СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ
Шрифт:
Здесь, на Альфе, под теплом солнца поднимался приятный травяной дух. И Тревиц с огорчением подумал, что скоро перестанет его замечать.
Они подошли к небольшому домику, построенному из плит розовой сухой штукатурки.
— Вот мой дом, — сказала Хироко. — Раньше он принадлежал младшей сестре моей матери.
Она вошла и жестом пригласила войти Тревица. Входя, Тревиц заметил, что дверной проем открыт и двери нет.
— Что вы делаете, когда идет дождь? — спросил Тревиц.
— Мы готовимся. Дождь произойдет через два дня и продолжится в течение трех часов на рассвете, когда прохладнее
С этими словами она задернула занавес из жесткой, похожей на парусину ткани.
— Я оставлю его задернутым, — продолжила Хироко, — тогда все поймут, что я дома, но недоступна, потому что занята важными делами или сплю.
— По-моему, этот занавес не очень-то охраняет уединение.
— Как это? Ты же видишь, вход закрыт.
— Но кто угодно может открыть его.
— Против желания хозяина? — Хироко была шокирована. Неужели такие вещи делают на твоей планете? Это настоящее варварство.
Тревиц улыбнулся.
— Я только спросил.
В домике было две комнаты, Хироко провела Тревица во вторую и пригласила сесть на мягкий стул. Из-за пустоты и малого размера комнаток Тревиц почувствовал что-то вроде клаустрофобии. Но дом казался спроектированным для чего-то большего, чем просто уединение и отдых. Маленькие оконные проемы располагались близко к потолку, а стены под ними опоясывала полоска зеркал, отражавших рассеянный свет. Из щелей, прорезанных в полу, поднимался прохладный ветерок. Тревиц не заметил признаков искусственного освещения и подумал, неужели альфанцам приходится ложиться спать с закатом солнца и вставать на заре? Он хотел спросить, но Хироко заговорила первая.
— Госпожа Блисс твоя подруга, уважаемый сэр?
— Подразумеваете ли вы под этим, что она моя любовница? осторожно спросил Тревиц.
Хироко покраснела.
— Умоляю тебя, соблюдай приличия вежливого разговора, но я действительно имела в виду интимные радости.
— Нет, она подруга моего ученого товарища.
— Но ты моложе и здоровее.
— Спасибо за добрые слова, но Блисс думает иначе. Ей гораздо больше нравится доктор Пелорат.
— Это меня очень удивляет. Неужели он не поделится с вами?
— Я не спрашивал его об этом, но уверен, что нет. Да я этого и не хочу.
Хироко важно кивнула.
— Я понимаю. Это из-за ее основания.
— Основания?
— Ты знаешь. Вот этого. — И она шлепнула себя по грациозному тылу.
— Ах, вот в чем дело! Я понимаю вас. Да, у Блисс пышные формы, — он сделал волнистое движение руками и подмигнул, а Хироко рассмеялась.
— Но многим мужчинам, — продолжил Тревиц, — нравится такая фигура.
— Не могу этому поверить. Это какая-то жадность — желать в избытке того, что приятно в меру. Был бы ты более высокого мнения обо мне, если бы мои груди были массивнее и висели? Я видела такие, истинно говорю, но не видела, чтобы мужчины собирались вокруг них. Бедные женщины с таким недостатком, должно быть, вынуждены прикрывать свое уродство, как госпожа Блисс.
— Я тоже не одобряю таких излишеств, хотя уверен, что Блисс прикрывает свои груди не из-за каких-либо несовершенств.
— Значит,
— Я был бы сумасшедшим, если бы не одобрял. Вы прекрасны, Хироко.
— А как ты развлекаешься на своем корабле, когда летаешь от планеты к планете, при том, что госпожа Блисс тебе заказана?
— Никак, Хироко. Тут ничего не поделаешь. Иногда я мечтаю о развлечениях, и в этом есть свои неудобства. Но мы, космические путешественники, знаем, что бывают времена, когда мы должны обходиться без этого. Мы вознаграждаем себя в другое время.
— Как можно устранить это неудобство?
— Мне очень неловко, когда вы заговариваете на эту тему. С моей стороны невежливо предлагать, каким образом можно было бы меня утешить.
— А вежливо, если бы способ предложила я?
— Это зависит от того, что бы вы предложили.
— Я бы предложила нам с тобой насладиться друг другом.
— Так вы с этой целью привели меня сюда?
С довольной улыбкой Хироко сказала:
— Да. Это долг гостеприимства и мое желание.
— Признаю, что и мое желание тоже. Собственно, я очень хочу послужить вам в этом. Я бы… э… лепо доставил себе удовольствие.
18. Фестиваль
Ленч устроили в той же столовой. В ней собралось много альфанцев, с ними и Тревиц с Пелоратом. Блисс и Фоллом ели отдельно, в относительном уединении в маленькой пристройке.
Им подали несколько видов рыбы и суп, в котором плавали кусочки вареной козлятины. На столе лежали буханки хлеба, стояли масло и джем для желающих сделать себе бутерброды. За супом последовал винегрет из многочисленных ингредиентов. Десерт отсутствовал, но повсюду передавались большие, казавшиеся неисчерпаемыми кувшины с фруктовыми напитками. Оба гражданина Сообщества проявляли сдержанность после обильного завтрака, но все остальные ели вволю.
— Как они ухитряются не растолстеть? — пробормотал Пелорат.
— Может быть, много занимаются физическим трудом.
В этом обществе, очевидно, не слишком обращали внимание на застольный этикет. Происходили нескончаемые перепалки, звучал смех, по столу стучали толстостенными чашками, наверно небьющимися.
Женщины шумели не меньше, чем мужчины, только более тонкими голосами.
Пелорат морщился, но Тревиц теперь (по крайней мере, временно) был спокоен и добродушен.
— Во всем этом есть приятная сторона, — сказал он. — Перед нами, очевидно, люди, которые беззаботно наслаждаются жизнью. Погоду они устанавливают сами, еды сколько угодно. Живут в золотом веке, который для них длится бесконечно.
Тревицу пришлось кричать, чтобы Пелорат его услышал, и Пелорат прокричал в ответ:
— Но здесь ужасно шумно!
— Они привыкли.
— Невероятно, как они могут понимать друг друга в таком гаме.
Дело, впрочем, было не только в шуме. Из-за необычного произношения, архаичной грамматики и порядка слов альфанского, языка гражданам Сообщества эти звуки напоминали переполох в зоопарке.
После ленча они воссоединились с Блисс и Фоллом в маленьком домике, почти не отличавшемся от жилища Хироко, который им отвели под временное жилье.