СООБЩЕСТВО НА КРАЮ
Шрифт:
— Эти побочные загадки можно со временем разрешить, — сказал Пелорат. — Теперь у меня есть отправная точка, и я могу отыскать аналогичную информацию и на других планетах. Главное, что теперь я знаю, какие вопросы задавать. Это ключ, с помощью которого можно найти множество ответов. Как удачно, что я…
Тревиц прервал его:
— Да, Янов, но любезный Эс-Ка, конечно, рассказал нам не все. Что же случилось с первыми колониями и их роботами? Говорят ли об этом ваши легенды?
— Неподробно, но, в общем, эти планеты погибли. Люди и гуманоиды не могут жить вместе.
— А Земля?
— Люди
— Но Землю, конечно, покинули не все? Она не опустела?
— Вероятно, нет. Я не знаю.
Тревиц отрывисто сказал:
— Не стала ли она радиоактивной?
Квинтесец был изумлен.
— Радиоактивной?
— Да, радиоактивной.
— Нет, насколько мне известно. Никогда ни о чем таком не слышал.
Тревиц поднес к зубам согнутый палец и задумался. Потом сказал:
— Эс-Ка, уже поздно, и мы, вероятно, отняли у вас много времени.
Пелорат сделал попытку возразить, но лежавшая у него на колене рука Тревица усилила нажим, и Пелорат осекся.
— Рад был помочь вам, — ответил Квинтесец.
— Вы очень помогли, и если мы что-нибудь можем сделать для вас, скажите.
Квинтесец добродушно засмеялся.
— Если добрый Я-Пе в своих публикациях будет столь любезен и воздержится от упоминания моего имени в работах о нашем Главном Таинстве, это будет достаточной платой.
— Вы могли бы получить более широкое признание, — с чувством сказал Пелорат, — если бы вам разрешили посетить Терминус или даже остаться на некоторое время в качестве приглашенного ученого в нашем Университете. Мы можем это устроить. Сейшелы, может быть и не любят Федерацию, но вряд ли вам откажут в прямой просьбе прибыть в Терминус-сити для участия, скажем, в коллоквиуме по античной истории.
Сейшелец привстал с кресла.
— Вы можете потянуть за ниточки, чтобы это устроить?
— Я об этом не подумал, — сказал Тревиц, — но профессор совершенно прав. Мы можем это устроить, если постараемся. И, конечно, чем больше мы будем вам благодарны, тем больше мы постараемся.
Квинтесец нахмурился.
— Что вы имеете в виду, сэр? — спросил он.
— Вам нужно только рассказать нам о Гее, Эс-Ка, — сказал Тревиц.
И свет в лице Квинтесеца померк.
Квинтесец смотрел вниз, на стол, рассеянно гладя свои курчавые короткие волосы. Потом он взглянул на Тревица и плотно сжал губы. Как будто он решил молчать.
Тревиц ждал, подняв брови. И Квинтесец наконец произнес сдавленным голосом:
— Действительно, становится поздно, совсем тосклеет.
— Тосклеет, Эс-Ка?
— Почти полная ночь.
Тревиц кивнул.
— Я забылся и вдобавок проголодался. Пожалуйста, присоединитесь к нашей трапезе, Эс-Ка. За наш счет. Мы сможем продолжить, наш разговор о Гее.
Квинтесец тяжело поднялся. Он был выше обоих мужчин с Терминуса, но старше и грузнее, и рост не придавал ему видимости силы. Он казался более усталым, чем в начале беседы. Он посмотрел на них и сказал:
— Я совсем забыл о гостеприимстве. Вы иномиряне, и не пристало мне угощаться за ваш счет.
Тревиц ответил:
— Я-Пе и я согласны усмирить на одну трапезу нашу плотоядную натуру. Беседа с вами окупит это с лихвой… надеюсь.
— Обещаю вам интересную трапезу, если ваш вкус приемлет сейшельские приправы. Мы с женой специально изучали их приготовление.
— Я готов отведать любые экзотические яства, какие вы выберете, Эс-Ка, — хладнокровно сказал Тревиц, хотя Пелорат при этой перспективе слегка забеспокоился.
Квинтесец прошел вперед. Трое мужчин вышли из кабинета, прошли по длинному коридору, причем сейшелец время от времени обменивался приветствиями с коллегами и студентами, не делая попыток представить гостей. Тревиц чувствовал неловкость, когда смотрели на его пояс, который в этот раз как назло оказался серым, что не соответствовало местной моде.
Наконец они вышли на улицу. Действительно, было темно и довольно прохладно. В отдалении угадывался массив деревьев, по обеим сторонам пешеходной дорожки росла пышная трава. Пелорат остановился и застыл. Он стоял спиной к освещенным окнам здания, из которого они только что вышли, и фонарям, очерчивающим границы городка. Он смотрел вверх.
— Как прекрасно! — воскликнул он. — Есть фраза в знаменитом стихотворении одного из наших великих поэтов: «Звезд сонмом свод сейшельский испещрен».
Тревиц с должным уважением взглянул на небо и негромко сказал:
— Мы ведь с Терминуса, Эс-Ка, и мой друг никогда не видел другого неба. На Терминусе видна лишь тусклая дымка Галактики и несколько еле заметных звездочек. Вы бы еще больше ценили ваше небо, если бы пожили под нашим.
— Уверяю вас, мы его ценим, — серьезно возразил Квинтесец. — В нашем небе распределение звезд необычайно равномерно. Думаю, нигде в Галактике не найти столь равномерно распределенных звезд первой величины. Я видел небеса на планетах во внешних частях шаровых скоплений, там ярких звезд слишком много. Это портит темноту ночного неба и значительно уменьшает его великолепие.
— Полностью согласен в этом с вами, — сказал Тревиц.
— Посмотрите, — сказал Квинтесец, — видите почти правильный пятиугольник из звезд приблизительно одинаковой яркости? Мы называем это созвездие «Пять сестер». Вон там, прямо над линией деревьев. Видите?
— Я вижу, — сказал Тревиц. — Очень красиво.
— Да, — сказал Квинтесец. — Считается, что оно символизирует успех в любви, и ни одно любовное письмо не обходится без пятиугольника из точек в конце, означающего желание любви. Каждая из пяти звезд соответствует определенной стадии ухаживания, и есть знаменитые поэмы, которые соперничают в эротичности описания каждой стадии. В молодости я сам пытался сочинять стихи на эту тему и не мог себе представить, что настанет время, когда я стану безразличен к Пяти Сестрам. Хотя это судьба каждого человека… Видите тусклую звездочку чуть выше центра Пяти Сестер?