Соперница королевы

Холт Виктория

— Она говорит, что эта встреча ничего не изменила. Все остается по-старому. Она не желает видеть тебя при дворе. Ей нечего тебе сказать. Ты проявила себя как ее недруг, и она не имеет ни малейшего желания тебя видеть.

И вот я вернулась туда, где была. Это краткое свидание ровным счетом ничего не означало. С таким же успехом оно могло бы и не состояться. Я представила себе, как она смеется, рассказывая своим фрейлинам о нашей встрече.

— Волчица, кажется, подумала, что она возвращается. Ха! Ей придется пересмотреть свои взгляды…

Затем она посмотрит в зеркало и увидит себя не

такой, какой она теперь стала, а молодой женщиной, только что взошедшей на трон во всем великолепии молодости. А рядом с собой она увидит своего Милого Робина, с которым никто не мог бы сравниться.

Потом, чтобы унять свое горе и пролить бальзам на рану, которую он ей нанес, предпочтя меня, она опять начнет насмехаться над моим смятением. Она вселила в меня надежду, а затем жестоко ее разбила, в очередной раз меня унизив.

* * *

Мои воспоминания приближаются к самому трагическому периоду моей жизни. Оглядываясь назад, я вижу, что та ужасная сцена между королевой и Эссексом была началом его конца. Я уверена, что она не смогла его простить так же, как не простила меня за то, что я вышла замуж за Лестера. Она хранила верность не только друзьям, но и врагам. Она помнила проявления дружбы, вновь и вновь вознаграждая друзей за верную службу, но она никогда не забывала проявлений неверности.

Я знаю, что Эссекс в очередной раз вызвал ее раздражение. Его близкий друг, граф Саутгемптон, в то время был в немилости. Элизабет Вернон, одна из фрейлин королевы, племянница моего первого мужа, Уолтера Девере, стала любовницей Саутгемптона, и Эссекс помог им заключить тайный брак. Когда королеве стало об этом известно, Эссекс во всеуслышание заявил, что он не понимает, почему люди не могут жениться по собственному усмотрению, одновременно продолжая служить королеве. Это ей не понравилось.

В то время Елизавета искала путей заключения мира с Испанией. Она, как и прежде, всем сердцем ненавидела войну и часто повторяла, что к ней следует прибегать лишь в случаях крайней необходимости (как, например, тогда, когда на Англию готовилась напасть испанская армада). Во всех остальных случаях необходимо делать все возможное, чтобы избежать ее.

Эссекс придерживался иного мнения и хотел положить конец мирным переговорам. Ему удалось склонить на свою сторону Совет, к большому неудовольствию лорда Берли и Роберта Сесила.

Эссекс принялся работать против своих недругов с присущей ему яростной энергией. Мой брат Уильям, после смерти нашего отца унаследовавший титул, попытался охладить его пыл. Кристофер слепо восхищался Эссексом, и хотя поначалу меня радовало подобное согласие между ними, теперь мне хотелось, чтобы Кристофер был несколько разборчивее. Эссекса предостерегал Маунтджой, а также Фрэнсис Бэкон, который помнил, что Эссекс всегда был ему верным другом. Однако своенравный Эссекс никого не слушал.

Королева была крайне недовольна его действиями и ясно давала ему это понять. Кульминация наступила в жаркий июльский день. Мне кажется, именно тогда был сделан первый шаг к катастрофе, потому что Эссекс позволил себе то, чего королева никому не позволяла и не прощала. Он посягнул на ее достоинство и был на волосок от того, чтобы посягнуть на ее особу.

Ирландия

в очередной раз стала предметом ожесточенных споров, как это уже не раз случалось в ходе английской истории, и королева собралась направить туда лорда-наместника.

Она сказала, что доверяет сэру Уильяму Ноллису. Он приходился ей родственником, и она могла полагаться на его верность. Его отец верой и правдой служил ей всю свою жизнь, и она предложила Совету кандидатуру сэра Уильяма.

— Он не годится, — раздался крик Эссекса. — С этой задачей справится только Джордж Керью.

Керью принимал участие в экспедиции в Кадис и на Азорские острова. Он побывал в Ирландии и имел представление о положении дел в этой стране. Более того, он был близким другом Сесилов, а значит, с точки зрения Эссекса, его отсутствие при дворе было весьма желательным.

— Я говорю — Уильям Ноллис, — повторила королева.

— Вы ошибаетесь, мадам, — продолжал настаивать Эссекс. — Мой дядя совершенно не тот человек. Вам нужен Керью.

Никто и никогда не разговаривал с королевой в таком тоне. Никто не смел говорить ей, что она ошибается. Если ее министры хотели на чем-то настоять, ее мягко и осторожно переубеждали, склоняя к иной точке зрения. Берли, Сесил и все остальные в совершенстве овладели искусством убеждения. Но вызывающе заявлять королеве «Мадам, вы ошибаетесь» не позволялось никому, даже Эссексу.

Когда королева проигнорировала его, подкрепив это жестом, означающим, что она не собирается принимать всерьез предложения этого нахального молодого человека, Эссекса обуяла внезапная ярость. Она при всех оскорбила его! Она давала ему понять, что его слова не имеют никакого значения! На мгновение злость взяла верх над здравым смыслом. Он повернулся к королеве спиной.

Она снисходительно отнеслась к всплеску его эмоций, вне всякого сомнения, намереваясь пожурить его позже, а заодно предостеречь от подобного поведения в будущем. Но теперь он нанес ей умышленное оскорбление.

Она бросилась на него и надавала ему оплеух, одновременно порекомендовав «убираться прочь» и больше никогда не показываться ей на глаза.

Эссекс побелел от ярости и протянул руку к эфесу шпаги. Он бы выхватил оружие из ножен, если бы его немедленно не схватили. Пока его тащили прочь, он кричал, что не потерпел бы подобного оскорбления даже от Генриха Восьмого. Никому из присутствующих еще не приходилось становиться свидетелем подобной сцены между монархом и подданным.

Пенелопа поспешила вернуться в Лестер-хаус, чтобы обсудить то, что произошло, со мной и Кристофером. К нам также присоединились мой брат Уильям и Маунтджой.

Уильям считал, что карьере Эссекса пришел конец, но Пенелопа с ним не соглашалась.

— Она слишком его любит. Она его простит. Куда он отправился?

— За город, — ответил Кристофер.

— Ему надо побыть там, пока эта буря не уляжется, — кивнул Уильям, — если только она вообще когда-нибудь уляжется.

Я была не на шутку встревожена, потому что не понимала, как можно простить подобное оскорбление. Было скверно уже то, что он повернулся спиной к королеве, но хвататься за оружие… Это было неслыханно и попахивало государственной изменой, а у Эссекса доставало врагов.