Сорные травы
Шрифт:
Небо постепенно очистилось — ни одной тучки в зените. И было немного странно наблюдать бледные звезды, а в противовес им полупрозрачную муть, плывущую на пару этажей ниже. Разве что плотность дымки стала поменьше — сквозь нее уже просвечивали силуэты тел, лежащих на асфальте в неестественных позах.
Почти в самом зените быстро летела очень яркая звездочка — намного быстрее, чем планеты, как самолет, только без красных искорок сигнальных маяков.
Вадим безмолвно стоял рядом со мной. Разговаривать желания по-прежнему не было. Не потому что не о чем. А просто не хотелось тревожить тишину и странное спокойствие,
Вадим первым нарушил молчание:
— Глянь-ка, — кивнул на яркую звезду. — А все боялись, что на нас упадет. Как обычно, информационная сеть «одна баба сказала» дала сбой.
— Что упадет? — не понял я.
— Международная станция. А что это, по-твоему, летит так весело и ярко?
— Думаешь, она?
— Уверен. Больше нечему — такому яркому, да с такой скоростью.
— Плохой знак.
— Ага, — Вадим провел пальцем по стеклу, дохнул и дочертил перпендикулярную полоску. — Вот такой вот крестик на привычном мире и получается. Все сыпется, все падает.
— Хм, — тут я заметил нечто странное почти на горизонте. — Глянь-ка туда, видишь?
Далеко-далеко, чуть выше силуэтов домов, в небе величаво проплывали светящиеся зеленые и розовые ленты.
— Вижу, — недоуменно ответил Деменко. — Даже не знаю, что это. Но меня иллюминация не радует.
— Да меня тоже. В последнее время что ни случается, все предвещает задницу.
Стук, стук, звяк…
Вновь возник тот самый, пробирающий до мурашек звук каблучков на улице.
— Снова, блин, — прошептал Вадим.
Мы, не сговариваясь, осторожно встали на цыпочки и выглянули как можно дальше сквозь хрупкую защиту стекла. С пятнадцатого этажа в полутьме закоулков двора детали различались плохо. Но под фонарями уже почти развиднелось. Звук опять начал нарастать, вызывая инстинктивное желание забиться в угол, только чтобы неведомое не заметило, прошло мимо.
— Иван, глянь, — Деменко указал на зыбкое свечение, выбивающееся из кустов чуть в стороне от подъезда. У бордюра лежала женщина в светлом строгом костюме, одна нога все еще оставалась обутой, а вторая вывернулась босой пяткой наружу. Рядом валялась белая туфелька. Удивительно, но я с такой высоты увидел все четко-четко в ярком свете стоящего рядом уличного фонаря.
И оттуда, где пряталась кисть руки, из-под низких ветвей кустарника ритмично, в такт стуку каблучков вспыхивало голубоватое сияние.
— М-мать, — Вадим облегченно засмеялся. — Это же просто звонок мобильного. А я перепугался! Пойду женщин успокою.
Я остался на кухне один. Глянул с высоты на мерцающие отблески в кустах. И стал названивать Машке.
Молчание в телефоне.
Еще одна попытка.
Длинный гудок. Сорвалось.
И еще раз.
Короткие гудки.
Снова. Снова. Снова.
Если работает тот телефон, должен работать и мой. Или там симка другого оператора? В любом случае мне нужно знать, как там Машка, жива ли она. Сейчас это самое важное — все остальное мелочь. Прав отец. Как всегда, прав.
Не знаю, на какой попытке телефон отозвался длинными гудками.
Я замер.
Молясь, упрашивая, матерясь.
Надеясь, что гудки прервутся голосом, а не тишиной.
Глава 10
Пафосные
— To be, or not to be: that is the question, — заявил он, уставив на меня указательный палец.
Я пожала плечами:
— Whether 'tis nobler in the mind to suffer…
Сейчас уже и не вспомнить, зачем я в незапамятные времена выучила этот монолог — причем именно на английском. А зачем Ив когда-то вызубрил клятву Гиппократа на латыни? Производить впечатление недюжинной эрудицией, для чего же еще. Воистину тщеславие — любимейший из грехов.
— The slings and arrows of outrageous fortune.
С девушками у Ива срабатывало безотказно, но вряд ли Вейдер интересуется симпатичными судмедэкспертами.
— Or to take arms against a sea of troubles [41] … — я сбилась. Забыла, чтоб его. Что-то там было про «To die: to sleep…» [42] — но это дальше, а до того?
Вейдер чуть качнулся вперед, я запаниковала.
— And… well [43] …— а, черт с ним! — Сразить их противоборством. Умереть — уснуть и только, и…
41
Быть или не быть, — таков вопрос;
Что благородней духом — покоряться
Пращам и стрелам яростной судьбы
Иль, ополчась на море смут… (У. Шекспир, пер. с англ. М. Лозинского).
42
Умереть, уснуть…
43
И… Э-э-э…
— Незачет, — перебил темный лорд на чистейшем русском. Невидимые пальцы сомкнулись на горле, в глазах заплясали мушки, и я осела на пол, отчаянно пытаясь протащить воздух в легкие. Какой идиот первым придумал, что смерть от удушья легка и приятна? Сколько там времени проходит от начала до потери сознания — несколько минут? Вечность? Потом и этой мысли не осталось — только всепоглощающий страх.
— And by opposing end them, — сказал Вейдер, отпуская захват.
Я закашлялась, попыталась что-то каркнуть…
— To die: to sleep; No more [44] , — отчеканил он.
Горло снова сдавило, я бессмысленно рванула ворот…
…и пришла в себя. Рядом истерически заливался мобильник. Сменила мелодию, на свою голову, это ж надо такой красивый кошмар получить! Ив.
— Да.
Голоса не было. Сипение, которому бы позавидовал Вейдер, голосом назвать трудно.
— Маша? Кто это?
Говорить больно, дышать… Воздух словно превратился в наждак. Я зашлась в кашле — теперь уже в реальности.
44
…сразить их противоборством. Умереть, уснуть и только (У. Шекспир, пер. с англ. М. Лозинского).