Сорные травы
Шрифт:
— Жена. То же, что и со всеми.
— Могу распорядиться, чтобы осмотрели без очереди. Госпитализировать не могу. Некуда.
— Осмотреть я и сам в состоянии. И даже пролечить. А вот подышать вместо нее — нет.
— Корнилов, где я тебе свободный аппарат возьму? Мне не веришь — давай, завреанимацией позову.
— В течение двадцати четырех часов может освободиться.
— Ваня, ты сам понимаешь, о чем просишь? Я должен приказать снять кого-то с аппарата, чтобы твою жену положить? Помнится, когда у тебя отец умирал, не больно-то ты о его здоровье
Я открыла было рот, почувствовала, как рука Ива жестко сжала запястье, и предпочла заткнуться.
— Не кипятись, дядя Сева, — сказал муж. — Во-первых, не снять — пациент может сам уйти. Во-вторых, дойдет дело до искусственной вентиляции легких или нет — непонятно, но, если что, хоть возможность будет на аппарат посадить. Дома и того нет.
— Не могу. Коридоры уже все забиты. И сотрудники, кто после того дня жив остался, с ног сбились. У тебя тогда многие умерли?
— В отделении — никого.
— Повезло. У меня по больнице шесть человек — и все врачи от бога. Оставшиеся дыры затыкают, как могут, но… А сейчас — сам видишь, что творится.
Муж вздохнул.
— Хорошо. Ну хоть ларингоскоп и трубку интубационную выдели. Мешок Амбу я сам найду.
Ив умеет интубировать? Неожиданно… хотя, да, «скорая»… Но все равно — дохлый номер. Жест отчаяния, не иначе. Сколько один человек может продержаться, работая с мешком Амбу? Час? Два? Руки-то не железные.
— Корнилов, ты издеваешься? Самим не хватает, те, что есть, — старье чиненое-перечиненое. А то не знаешь, сколько денег на снабжение выделяют…
— Дядя Сева, я ж у тебя не чуда прошу. Ларингоскоп и трубку. Пожалуйста, век должен буду.
— Ты не понял, что ли? Сопляк, своими выкрутасами отца в гроб вогнал, теперь тут решил повыкаблучиваться?
— Хватит! — просипела я. — Иван, перестань унижаться, пошли отсюда. А вам, господин… — я припомнила табличку на двери, — Симаков, могу пообещать, что, когда вам понадобятся мои услуги, окажу их качественно и вне очереди. Я не злопамятна. И даже буду жива, ради такого-то дела.
Дернула мужа за рукав:
— Пойдем.
— А вы мадам, позвольте поинтересоваться, кем подвизаетесь?
— Она патанатом, — ухмыльнулся Ив, приоткрывая передо мной дверь. — Вскроет в лучшем виде.
Снисходить до того, чтобы объяснять разницу между патаном и судебным медиком, я не стала.
— Ну что, в пятую? — спросил Ив, едва мы оказались на улице.
Я покачала головой.
«Там то же самое. И в партлечебнице. Бесполезно».
Господи, как же я устала от всего этого… Додумать я не успела, в который раз закашлялась, согнувшись в три погибели, а когда выпрямилась, Ив, чертыхаясь, доставал из кармана пиликающий брелок сигнализации.
— Беги, — выдохнула я. — Может, успеешь.
— А ты?
— Догоню. Давай, ничего со мной не случится.
Муж кивнул и рванул за ограду.
Когда я добралась до двора, где мы оставили «Гольф», Ив сидел на поребрике, уронив голову на руки. Я опустилась рядом, прислонилась к плечу. Муж обнял меня одной
Не знаю, сколько времени мы просидели.
— Я хотел в цээрбэ [46] какую-нибудь прорваться, — сказал наконец Ив. — Подальше от города. Теперь все… Прости, Маруська…
46
ЦРБ — центральная районная больница.
— Ничего не все.
Не дождутся. Выживу, назло им всем. Кому «им», правду говоря, я и сама не знала, но это не имело значения. Как бы ни хотелось сдаться. Именно потому что очень хотелось. Лечь, свернуться клубочком прямо на тротуаре и сдохнуть. Но — не дождутся. Пока я жива — надо жить.
— У нас ничего нет. Ни аппаратуры, ни лекарств. Я не умею исцелять наложением рук!
Пару дней назад муж уговаривал меня держаться. Теперь, похоже, моя очередь. Сложить лапки и сдохнуть — легко. Слишком легко. Пошло оно все к чертовой матери, я не хочу просто ждать отека легких!
— У нас есть мы. У тебя — я… у меня — ты. Два очень неглупых, — я закашлялась, — и очень настырных человека. И пока это так… никто нас не остановит.
— Маруська, я хороший хирург. Правда, хороший. Но я не Асклепий и даже не Гиппократ.
— Знаю. Но ты, — черт, как же горло дерет, — не сдашься. И сделаешь все, что сможешь. А там… как карта ляжет.
— Как она ляжет, если игра заведомо нечестная?
— Шулеров побьем подсвечниками, — просипела я. — Ну что, домой?
— Нет уж. Пошли за хабаром [47] .
47
Хабар — в компьютерных играх — добыча, находка, ценность.
Я подняла бровь, вопросительно глядя на мужа.
— В медтехнику, — пояснил он. — Аптеку. И найдем какой-нибудь магазин кожгалантереи, чтобы было в чем унести все, что нужно. Просто так я тебя ему, — Ив указал пальцем на небо, — не отдам.
— Сдалась я ему. — Я снова закашлялась. — Только хорошие девочки попадают на небеса.
— Тем не менее. — Ив протянул руку, помогая подняться. — Пошли.
Выбитые аптечные витрины уже не шокировали, как всего лишь полдня назад. Новый вариант дизайна, не более.
«Думаешь, найдем что-то путное? Наверняка все вынесли».
— То, что нужно нам, скорее всего, оставили. Это тебе не «Лодибра».
Внутри, несмотря на вроде бы целые лампочки, стоял полумрак. Сквозняк из разбитой витрины перебирал листы дефектурной тетради. Стекло на полу, разбросанные лекарства. Я отпихнула ногой упаковку раскрученной биодобавки, якобы призванной лечить импотенцию, — надо же, никто не позарился.
Ив потянул на себя дверцу с оборванной щеколдой.
— Будет смешно, если именно сейчас приедут менты.