Сорок монет
Шрифт:
— Вот как надо охотиться, Караджа-хан! Чары, взгляни!
Но Чары был печален. Его не радовали ни джейраны, ни яркие лучи только что взошедшего солнца. Подступаясь то с одной стороны, то с другой к своему разбитому «газику», он, казалось, вот-вот пустит слезу.
— Что же нам теперь с ним делать, Каландар-ага? — спросил он дрожащим голосом.
— Ты не печалься о нём, Чары-хан. Не было бы у нас других бед! — проявил широту натуры Ханов. — Вернёмся на машине Лысого. А пока продолжим охоту. Эх, если бы нам попалось ещё одно такое стадо!..
Чары и Лысый Ширли промолчали,
— Надо же, товарищ Ханов! Да, если бы мы согласились, вы бы и сами не поехали дальше.
— Почему не поехать. Ну-ка, садитесь! Садитесь, если вы не трусы!
— Давайте лучше отдохнём… — предложил ревизор и, не дожидаясь ответа, опустился на землю.
— Что и говорить, народ вы ненадёжный, — засмеялся Ханов. — Ну да ладно! Пусть будет по-вашему… Залезайте в кузов, доедем до канала, устроим привал в укромном местечке, шашлык сделаем, искупаемся. А к концу дня махнём в город. «Газик» останется здесь. Когда развезёшь нас по домам, — обратился он к Ширли, — вернёшься сюда вместе с Чары и заберёшь его. И чтобы за ночь отремонтировать!
Лысый Ширли, который не признавал никаких яств в мире, кроме варёной бараньей головы и ножек, с безразличием отнёсся к словам Ханова, но у Агаева от одного слова «шашлык» потекли слюнки.
— Люди! — оживился он. — Приготовить шашлык — моё дело!
Чары совсем приуныл. И не только потому, что ему предстояла бессонная ночь, но ещё больше потому, что никто из этих людей сейчас и думать не хотел об изуродованном «газике». Каждый заботился прежде всего о своей утробе. Особенно ревизор, который в предвкушении шашлыка сразу позабыл о боли в пояснице и лишь плотоядно облизывал губы. Парню стало так обидно, что он даже отвернулся.
Агаев этого, конечно, не заметил, но Ханов тотчас почувствовал, что его водитель недоволен.
— Чары! Ты чего молчишь? — прищурился он. — Разве тебе не хочется шашлыка?
— Своей доли шашлыка и я не упущу. Только…
— Никаких «только», — начальственно приказал Ханов и кивнул головой в сторону «газика». — Может, хочешь, чтобы мы его сейчас поволокли за собой на тросе?
— Было бы неплохо, Каландар-ага… — с надеждой проговорил Чары. — Чем нам потом болтаться среди ночи…
— Не выйдет! — категорически отрезал Ханов. — Доставите в гараж, когда стемнеет, чтоб и люди не видели, и собаки не лаяли! Понятно?
— На худой конец подтащить бы его поближе к каналу. А то ночью и не найдёшь.
— Захочешь, так найдёшь! — вместо Ханова ответил Агаев. — И потом, как ты разговариваешь, Чары? Вздумал поучать старших! Товарищ Ханов лучше нас с тобой знает, что делать. Такой парень, как ты, должен отвечать на приказания: «будет исполнено!», а не пятиться назад, словно пугливая лошадь.
— Да брось ты, Чары! — не устоял перед соблазном и Ширли Лысый. Он нервно потеребил бороду и сам принялся уговаривать парня: — Не бойся, мы твой «газик» и отыщем, и доставим, и починим. Теперь-то уж нечего о нём беспокоиться!
На этом разговор о машине закончился.
Когда Агаев и Чары залезли в кузов грузовика, Ханов расположился в кабине с Ширли Лысым и приказал:
— Гони
— Может, поедем на Хауз-Хан? Ближе…
— Тебе что, некуда деньги девать? Если уплатишь по сто рублей штрафа за каждого джейрана, я не против.
— Давайте на канал, — согласился Ширли.
— Помнишь то место, в Маябатане, где мы весной грибки ели? Гони туда! — сказал Ханов и закурил. — Там и пустынно, и красиво!
— Как бы там нас комары не заели…
— Днём комаров не бывает. А вечером мы вернёмся домой.
— Это верно… — Лысый Ширли вдруг умолк и замер, глядя налево. Машину тряхнуло на кочке, но он как будто и не заметил этого.
— Ты что бороду растопырил! — разозлился. Ханов.
— Да посмотрите вы туда! — закричал Ширли. — Дрофы! И не одна, не две. Десять… Пятнадцать… Больше — тридцать!
— Ты на дорогу смотри, на дорогу!
— Ой, да стреляйте же, товарищ Ханов!
— Посмотрите на этого глупца! — Невозмутимый Ханов левой рукой властно повернул баранку и вывел машину на прежнее направление. — Недотёпа, который не решился погнаться за джейранами, намерен догнать птиц!
Лысый Ширли только молча помотал бородой и нажал на газ.
Вероятно, Агаев, сидевший на дне кузова, возле залитых кровью джейраньих туш, тоже заметил, как, часто хлопая короткими крыльями, неподалёку взлетела стая жирных дроф. Схватившись за поясницу, он вскочил с места и стал колотить по крыше кабины.
— Товарищ Ханов, — вытянул он шею и перекинулся через борт. — Почему вы их упустили?
— Ну их! — не глядя на Агаева, ответил Ханов. — И вообще, возьми своё ружьё!
После этого ревизор даже не пошевелился, когда машина вспугнула ещё одну стаю дроф.
Ханов знал, где можно попировать в своё удовольствие. Переехав по мосту на северный берег, Ширли Лысый сразу свернул вправо. Дамба тут была широкой — по ней свободно могли ехать четыре машины в ряд. Внизу протянулся канал. Отделившись от падишаха всех здешних рек — Джейхуна и смело прорезав просторы бескрайней пустыни, где люди прежде не видели и капли влаги, он величаво нёс свои воды среди холмов и песчаных барханов, щедро одаряя зеленью оба берега. Правда, тутовые деревья и вётлы, посаженные года два назад возле моста, были ещё низкорослыми. К тому же здесь кое-где виднелись одинокие фигуры рыбаков. Но чем дальше продвигалась машина, тем гуще становились прибрежные заросли. И когда мост скрылся из виду, Ханов уверенно объявил;
— Приехали!
Это была полянка, с одной стороны окаймлённая плотной стеной камыша, а с другой — зарослями гребенчука, толстые ветви которого способны выдержать вес двухгодовалого козла. Ханов по-хозяйски походил среди кустов, остановился возле самого большого из них, поближе к дамбе, обломил на стволе веточку и повесил на сучок свою каракулевую шапку.
— Вот тут и бросьте подстилку! — распорядился он, после чего каждому объяснил его обязанности.
Чары было поручено разложить костёр и сделать из прутьев шампуры. На долю Лысого Ширли выпало потрошить джейранов и укладывать туши в мешки. А Агаев должен был освежевать молоденького джейрана, нарезать мясо и приготовить шашлык.