Сороковые... Роковые
Шрифт:
– Стеш, я это, не знаю как тебе четко объяснить... в общем, могу в любой момент исчезнуть, не-не, не по своей воле. Так вот может произойти, что я просто растворюсь в воздухе. Не спрашивай, почему - не смогу тебе пояснить, сам не знаю, но вот он весь перед тобой, я влюбился в тебя с треском, если ты ... если я тебе хоть чуточку нравлюсь... это будет счастье. Ты подумай!
– Чагож тут думать - люб ты мне, тожа!
Игорь пошел к Панасу с просьбой отдать молодым пустующую, запасную землянку, на пока, а вот придут
– Панас, ты знаешь про нас все, вот исчезну я, а она останется, может, хоть с ребенком моим, а? Пиши бумагу, что мы с ней муж и жена, ЗАГСов-то сейчас нету. Стеша будет мужняя жена, чтобы ни одна падла не могла язык вытянуть.
И сделал пришедший с неделю назад Толик Свидетельство о Браке для Игоря. Нарисовал красивые виньетки, написал положенные слова шрифтом - черчение у него всегда было одним из любимейших предметов, получилось, як у типограхвии. Заполнили как положено, поставили подписи и печать нашлась, и стала Стеша - Мироновой.
Метель упала внезапно, а в лагере началась суета. Готовились и ждали пленных от Краузе. А метель набирала силу, ветер пригоршнями швырял колючий снег в лицо, идти против такого ветра было невыносимо, все тревожились - смогут ли полураздетые пленные дойти, не заметет ли их, не потеряются ли они в такой круговерти.
Иван, Костик и десять человек пленных, обвязавшись веревками, чтобы не растеряться в этом буране, упорно, преодолевая сугробы и заносы, ползли вперед по еле угадывающейся дороге. Одно радовало - в такой буранище немцы носа не высовывали. Когда доползли до леса - уже день вступил в свои права, стало только светлее, а так все равно ничего не было видно, только смутно угадывались занесенные снегом деревья, и ветер, запутавшись в елках, стволах оголенных деревьев и кустарниках, не так свирепо набрасывался на умученных, но упрямо ползущих вперед людей. Каждый понимал, что надо доползти, иначе...
И когда их окликнули неизвестно откуда появившиеся Игорек и Панас, полузамерзшим беглецам показалось, что их послал Всевышний, и умученные люди упорно побрели вслед за Панасом, а Игорь пошел сзади всех, поддерживая совсем выбившегося из сил студента Женьку.
Доползли, едва живых встречали всем отрядом. Стеша и Поля осмотрели всех пришедших, смазали жиром обмороженные места, накормили, и бедолаги тут же, прямо за столом, начали засыпать. Ребята перенесли их в землянки, и отсыпались измученные люди почти сутки.
Иван и Костик легче всех перенесшие этот, как выразился Игорь:
– 'Переход через Альпы', кто написал такую картину, не помню, но вот запомнилась мне со школы,-это Варюха знает, но точно также вы прошли свои Альпы!!
– сидели и негромко разговаривали. Панас откровенно радовался - Иван рядом, а у него опыт ого-го какой, плюс современное, учитывающее опыт этой войны, военное училище...
– Мы теперь повоюем!!
Александр, который печник, оказался начштаба полка, почти полностью полегшего в окружении под Киевом. Сам, раненый
Слишком сложно было узнать в этом худом и седом красноармейце блестящего, подтянутого начштаба, к тому же из-за сильной контузии заикающегося и много чего не помнящего поначалу из своей прежней жизни. Память, как и здоровье, восстанавливалась с трудом, спасло то, что родом Осипов был из Тамбовской деревни Апушка, где все его родственники по отцовской линии были печниками. Умел класть печи и Александр, вот и вышел из строя в лагере полуживой доходяга на вопрос дородного немца:
– Печники есть?
Их отбирали специально для восстановления имения Краузе - были среди них и водопроводчик, и кузнец, и слесарь, затесались пара стукачей, которых нечаянно помогла нейтрализовать Марфа Лисова, за что все остальные были ей очень благодарны, не осталось в их коровнике подлецов, и стало намного легче дышать.
Александр как-то незаметно для себя стал старшим среди пленных, ребята прислушивались к его немногословным советам и старались вести себя так, чтобы старший Краузе не захотел их поменять на другую партию пленных. Более-менее оправившиеся от жуткого содержания в лагере, пленные тщательно и скрытно готовились к побегу. Тем более, что их старший как-то враз повеселел и обронил, что им есть куда бежать.
Ждали пургу и дождались... с большим удовольствием расправились с мерзким охранником Матеусом, второго - флегматичного, пожилого Карла слегка оглушили и связали - он никогда не придирался и не старался выслужиться перед Фридрихом, постоянно наезжавшим в имение.
Всю дорогу, задыхаясь от ветра, полуослепшие, продуваемые ледяным ветром насквозь, они упорно переставляли ноги, чертыхаясь, но и молясь, чтобы буран ещё с денек позаметал все их следы.
Осипов проснулся первым. Вышел из землянки и, оглядевшись вокруг, вздохнул полной грудью: -Свободен!
Увидел двух молодых мужчин с интересом поглядывающих на него, подошел, поздоровался, спросил где можно найти командира. Заросший, с какими-то торчащими во все стороны лохмами на непокрытой голове, мужчина сказал, что он и есть командир.
– Надо поговорить!
– произнес Осипов!
– Да, пойдем, мы вот ждем, когда вы в себя придете.
В командирской землянке над расстеленной на сколоченном их досок столе склонились двое - одного, Ивана Осипов знал по имению. Долго удивлялся, что этот вольный, рукастый, толковый, очень ценимый Краузе, мужчина, захотел и помог им выбраться из плена - ему-то жилось неплохо. Второй, серьезный такой мужчина, был незнаком.
– Начальник штаба ... полка, 5-й армии Юго-Западного фронта майор Осипов!
– представился Александр.
– Командир диверсионного отряда Панас, можно, 'Батька' - произнес лохматый.