Соседские войны
Шрифт:
Впрочем, сил на возмущения Надюхе у меня уже не было. Едва удалось заставить себя подняться и добраться до места. В этот момент держаться мне помогали две вещи: обещанная выволочка и Воронов. Ну, как Воронов? Не сам он, а тот факт, что ему пришлось выехать куда раньше. Еще когда я только пыталась привести себя в относительно человеческий вид, он уже отъехал от дома.
И это при том, что Ирку мы вылавливали вместе, кабачок ныне он не меньше, чем я.
Поддавшись порыву, я даже помахала вслед его машине спонжиком. Крепись, птичка, ты
Шатающейся каракатицей забравшись в подъехавшую маршрутку, я плюхнулась на ближайшее сидение. Теперь главным было не уснуть… Эта мысль крутилась в голове, которую я откинула на сидение. Кто бы мог подумать, что они такие удобные в маршрутке…
Казалось, расслабилась я всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы я уснула, за что поплатилась на первом же ухабе, чуть не прикусив язык. Н-да, проспать остановку с такой дорогой мне не грозило. Зато уже скоро начал грозить попроситься на волю скудный завтрак. Какие там американские горки, товарищи! Отечественные дороги – это вам и аттракцион, и квест: найди следы весеннего ремонта, и головоломка: маршрутка рассыплется сейчас или во-о-он у той ямки?..
К концу поездки я точно поняла, что ненавижу и Дубовский парк, и нашего ректора, и весь автодор. Безумно и тихо ненавижу, хотя некоторые из пассажиров ненавидели громко и выразительно, желая последним прогуляться по анатомическим маршрутам и в аду кататься на тех дорогах, что они так браво ремонтируют. За последнее я, вываливаясь на своей остановке, была готова голосовать и руками и ногами.
– О, привет!
От жизнерадостности голоса Надюхи я на миг ощутила себя Халком. Маша, крушить! Впрочем, сил на крушить не осталось, пришлось отделаться предельно грозным зевком.
– А ты чего на этой развалюхе-то ехала? – не прекращала убивать меня рыжая, махнув куда-то в сторону. – Там же нормальная дорога есть, нужно только пройти… А я, что, тебе не сказала?
Да, да, судя по тому, как виновато шмыгнуло носом это стихийное бедствие, на моем лице более чем четко пропечаталось, что я хотела с ней сделать. А, хотя, нет, почему только «хотела»? Сделаю…
– Да и здесь дорога классная. Мы по ней и домой поедем. Я тебе сто-о-олько всего рассказать хочу… – мстительно протянула я.
И только попробуй у меня сваляться в калачик, Надюха – достану. И рыжая снова проявила чудеса проницательности, разом поскучнев.
– Ну, чего ты…
– Ничего! – передразнив ее, я снова зевнув.
Хм… Интересно, а где здесь парк? Или вот эти вот пять чахлых кленов, скучающий кустик и соцветия окурков и есть Дубовский парк? Блеск, пять часов сна я променяла на защиту чуда антропогенного ландшафта. Мечта сбылась.
Может, когда-то это и был пышный парк, но сейчас наиболее заметной здесь была не растительность, а трибуна, невесть когда сколоченная. Н-да, вот она – партия зеленых. Защищаем пять кленов, сколотив коробку из двадцати бревен. Логика налицо.
– Ты вовремя, постоим немного, и митинг начнется. – снова вернувшись
– В моем случае полежим… За что хоть стоим, кому это убожество понадобилось? – мрачно уточнила я.
– Ты что, это парк, где любят гулять мамочки и детишки!
Да, да, дышат свежим никотином и собирают по осени шляпки крышек из-под пива.
– А какой-то бизнесмен решил это чудесное место сравнять с землей и построить какой-то торговый центр. Представляешь размах?
Серьезно задумалась, чувствуя, как неохотно заскрипели шестеренки моего мозга. Я честно попыталась представить, чем супермаркет хуже того, что мы имеем. И, да, я биолог, но, выбирая между вот этим пустырем, заваленным мусором, и супермаркетом, я отдам голос второму. Я биолог, и я за чистоту.
– Кто-то участок решил отжать у бизнесмена? – скучающе протянула я, снова зевнув.
Господи, ну почему здесь лавочек нет?
– Неа. Воробьяшкиных помнишь?
Так, лавочка подождет. Эту парочку натуралистов-фанатиков я прекрасно помнила. Еще бы, не так уж часто мне устраивали скандалы на занятиях, когда я приносила зафиксированные в формалине образцы крыс!
За годы учебы и работы я сталкивалась с разной формой любви природы. От глобального пофигизма до глобального идиотизма. Воробьяшкины относились ко второй группе индивидуумов, готовых удавить за убитую муху.
– Вот они и развернули. – вздохнув, отозвалась Надя и вдруг дернула меня за рукав.
Скривившись, я собралась было высказать ей все, что думаю, но не успела. Смотрела Наденька вправо. А справа к нам шли «кто»? Учитывая мое невероятное везение – Воробьяшкины. Алина и Леша – одинаково высокие и худощавые. Точно парочка крыс. Вэй, так, может, они и обиделись на меня тогда из-за той крысы? Неловко вышло…
Впрочем, размышлять на эту тему времени уже не было, пришлось заставить себя улыбаться. Я люблю свою работу, эту жизнь и Дубовский парк. Особенно Дубовский парк.
– Ну, надо же, каких людей я вижу! Неужели вы все же изменили свое варварское отношение к природе? – картинно хлопнув в ладоши, воскликнула Алина.
Какое удивление! Я бы точно поверила, если бы не была постоянной университетской затычкой в делах общественных сборов, и эта парочка была прекрасно осведомлена. Ладно, Машич, терпим и улыбаемся.
– Да-а-а, пришлось вот.
Господи, я надеюсь, этот подозрительный взгляд от Леши не закончится рекомендацией не мучиться и навестить стоматолога. Я стараюсь быть любезной!
– И правильно, может, еще не поздно повернуть процесс варварской деградации вспять. – надменно протянул Леша, вызывая мгновенное желание закрыть уши ладонями.
Чей-то голос можно сравнить с пением соловья, чей-то с канареечным, чей-то со звоном колокольчика, а вот этот звук явно происходит от звука работающей пилы. И, да, я все еще стараюсь быть любезной, хотя и чувствую, что скулы начинает сводить от напряженной улыбки.